В комнату вошел Петр и спокойно объяснил, что господин кассир не отпускает музыкантов.
— Как? — воскликнул доктор, перестав мурлыкать свою песенку. — Не желает? А завтра, когда у него будет мигрень, кто будет лечить его твердолобую голову?
— Не знаю, господин доктор, — пожал плечами Петр.
Доктор вскочил и ринулся вон из комнаты.
— Куда? — воскликнул учитель гимнастики и побежал за ним.
Капитан Негро пошел на кухню за второй бутылью. Он напрасно старался развеселить «миссис»: она не одобряла его антианглийских историй.
— Я окончила Роберт-колледж[6] и знаю, что такое англичанин, — обиженно промолвила она.
Из леса донеслись голоса препирающихся доктора и кассира. Судья пошел посмотреть, что там происходит. Кларнет запищал было ближе и остановился.
— Идут! — промолвил судья, вернувшись в комнату.
В самом деле, музыканты шли. Господин Тинтеров шагал впереди, а доктор и учитель гимнастики вели его, держа за руки. Он сопротивлялся, старался вырваться. На нем не было шапки. Взгляд его серых глаз был растерян и дик, ворот рубашки расстегнут, а выражение лица было такое, словно вот в эту самую минуту ему предстояло принять некое роковое решение. За ним с сердитым видом шел Кочо, держа в одной руке его шапку и пальто, а в другой пустую бутыль. При этом Кочо упрямо твердил:
— Тинтер, не давай музыкантов! Откажи им, не то я знать тебя не хочу!
— Не даю! Не да-ам! — бормотал кассир, стараясь освободиться от вцепившихся в него рук.
Музыканты — два пожилых цыгана — растерянно шагали за господами, испуганные буйством кассира.
В дверях он уперся, схватился за притолоку и так завопил, будто его вели на виселицу. Но доктор и учитель гимнастики оторвали его и втолкнули в прихожую, а оттуда вся группа сразу ввалилась в комнату.
— Чего рты разинули? Играйте! — крикнул доктор цыганам.
Кларнет запищал, скрипка тут же присоеди нилась к нему, взяв верхнее си, и в комнате, заглушая веселый гомон, торжественно зазвучали легкомысленные звуки какого-то итальянского марша.
— Садись, довольно артачиться! — воскликнул доктор, стараясь усадить кассира на стул.
Тинтеров готов уже был снова протестовать, но вдруг увидел инженершу и онемел. Присутствие «миссис» повлияло на него каким-то странным и необъяснимо внушительным образом. Он поглядел на нее испуганно и, сев на стул, безнадежно понурил свою большую, коротко остриженную голову.
— Вот тебе стакан. Пей! — сказал учитель, поставив перед ним стакан с вином.
Только Кочо не пожелал присоединиться к компании. Он остался стоять на пороге, с одеждой своего неразлучного друга и пустой бутылью в руках. Поблекшее лицо его выражало убийственное презрение.
— Тинтер! — воскликнул он глухим басом. — Ты — овца, баран! Продался! Тьфу! — И он плюнул своим беззубым ртом.
Последние слова его заглушил кларнет. Видимо, их слышал только инженер, и в надменном взгляде его блеснуло любопытство. «Миссис» вопросительно поглядела на мужа, и тот нахмурился.
— Прощай, я ухожу! — крикнул Кочо из прихожей.
— Э, ступай, — проворчал кассир, беспокойно заерзав на стуле.
— Не уйдет, — заметил доктор. — Сиди смирно и гуляй с людьми! Твой святой Иероним[7] ляжет там в лесу и будет ждать тебя, как собачонка.
— Не твое дело, — огрызнулся Тинтеров.
— Хоро![8] — заревел учитель гимнастики. — Хоро!
И фальшиво запел басом:
Станка, девчонка лукавая. Подвинься и дай мне место…Скрипка подхватила игривую мелодию, придавая ей особенный, слегка чувственный оттенок, и, преобразуя ритм с той ленивой непринужденностью, с какой все цыгане играют народные песни, увлекла за собой кларнет.
— Пошли! — воскликнул, воодушевившись, судья. — Беритесь за руки! Петя… — обернулся он к инженеру.
Все вскочили, опрокинув несколько стульев, судья галантно подал руку «миссис», капитан Негро, ни на минуту не отдалявшийся от нее, взял ее за другую руку. Доктор и учитель гимнастики встряхнули впавшего в мрачное отчаяние кассира, и вокруг длинного стола, блестевшего недопитыми рюмками, закружился нестройный хоровод.
— Живей! Живей! — командовал учитель, глядя себе на ноги.
— Го-па, го-па! — гикал судья, производя совершенно лишние движения и только нарушая ритм.
С пола поднялась пыль, оконные стекла зазвенели, из печных труб посыпалась сажа. Кларнет пищал — писк его проникал всюду, пронзая воздух, как стальное острие, и доводя подвыпившую компанию до безумия. Капитан Негро, забыв свое положение, старался изо всех сил, но он давно не плясал такого хоро и теперь никак не мог усвоить нужные па, а «миссис», его соседка, время от времени устремляла умоляющий взгляд на мужа.