— Эх, что ж мы не взяли хоть одно ружье! — с сожалением промолвил капитан. — Хоть мы и не имеем права бить дичь, но когда нечего есть…
Он не успел договорить, как с другого склона, за которым темнела глубокая мрачная долина, послышалось новое хрюканье. Оно звучало как глухой взрыв — будто взорвался слабый заряд пороха — и быстро приближалось к нам.
— Еще стадо, — сказал капитан.
Через минуту в снегу показалась красно-коричневая туша громадного кабана. Злобно пыхтя, кабан шел по длинному курчавому следу, оставленному свиньей и поросятами. Огромное щетинистое тело его было осыпано снегом. Страшная голова с полуметровым рылом и желтыми клыками, искривленными, как садовые ножи, была сердито поднята и жадно нюхала воздух. Кабан рассекал толстый снежный покров удивительно легко. Под его тяжестью снег словно рассыпался на мелкие комки и хлопья, скатывавшиеся вниз по крутизне. В отличие от свиньи кабан часто останавливался, поворачивал свое громадное туловище и начинал еще страшнее ворчать.
— Видно, за самкой бежит. Потерял и теперь ищет, — шепнул мне капитан Негро и, взяв у меня из рук жердь, начал прицеливаться ею в кабана.
Животное прошло мимо. Оно исчезло внизу, в долине, куда вели следы свиньи, и только глухое ворчание указывало направление, в котором оно двигалось.
— Эх, кабы ружье! — вздохнул мой товарищ и принялся оживленно доказывать, что при нашем злосчастном положении с провиантом мы имели полное право убить если не одного из поросят, то, во всяком случае, старого кабана.
Мы уже решили вернуться к грибам, о которых на время забыли, как вдруг внимание наше привлекли две серые тени. Они бежали по следам свиней, как собаки. В двадцати шагах позади показались еще три.
Капитан толкнул меня в бок и лег в снег.
— Волки! Ложись, ложись! — сказал он, но сам не удержался — приподнялся и устремил испуганный взгляд вслед убегающей в сторону долины стае.
Оттуда все еще доносилось ворчанье кабана.
— Вот для чего нам надо было взять ружья! — сказал я. — Мы дали бы волкам славное сражение!
Собрав сбитые с бука грибы, мы поспешно вернулись в сторожку, озабоченные судьбой свинячьего семейства. Что-то делается теперь в долине, где голодные хищники стараются утащить поросят? Удастся ли им это сделать или кабан расправится с кем-нибудь из них? Мы не могли ответить на этот вопрос; каждый настаивал на своем. Но было ясно, что волкам нелегко будет достигнуть цели, пока при семействе находится старый щетинистый хряк. Они не решатся напасть на него запросто. Желтые клыки его и толстая кожа довольно убедительно говорили о возможном исходе борьбы…
ЗАСАДА
После первого солнечного дня снег покрылся настом. Мы стали на лыжи, короткие и широкие, как у индейцев. Но снежная кора была слабая, необходимо было еще несколько теплых дней, чтоб она затвердела. Вопрос о провианте не терпел отлагательства. Мы не находили даже грибов. Каждый день мы надеялись, что с шахт или из сел выйдет снегоочиститель, запряженный несколькими парами волов, чтоб расчистить шоссе и восстановить движение. Но дни шли за днями, а снегоочистителя все не было.
— Придется зарезать Миссис Стейк, — сказал капитан Негро однажды вечером, после того как мы еще раз осмотрели пустые шкафы на кухне. — Хоть она и казенная, но занимает особую графу в ведомости, где скромно фигурируют и наши имена, голод не тетка.
Он был прав. Миссис Стейк была в самом деле казенной козой, предназначенной в кормилицы всем сернятам, которых мы должны были поймать весной. Но что мешало нам зарезать ее, а весной купить на свои деньги другую? Таким способом мы сэкономили бы корм, который коза съедала зимой. Я согласился с капитаном. Но прежде чем определить день казни бедного животного, я решил устроить засаду на дичь возле сторожки.
Это не разрешалось. Подобного рода преступления наказывались очень строго и сами по себе были позорным поступком. Но в хозяйстве, где есть олени и серны, убить в такие дни какого-нибудь зайца было не так уж страшно. Крупные лесные зайцы, водившиеся на вершинах гор, все равно умирали своей смертью.
Несколько зайцев появилось около сторожки. По ночам, прыгая по наледи, они подходили к самой южной стене, играли на поляне и, войдя в большой лес, огибали скалу, расположенную на пятьдесят метров ниже сторожки. Она вздымалась среди леса наподобие носа корабля, и с верхушки ее было далеко видно.