Комдив задумался и, как бы рассуждая с самим собой, заговорил:
— Да, случай не из легких. Официальной просьбы не напишешь. «О бдительности забыли, — скажут. — На каком таком основании пишете? Вы знаете, как она вела себя в плену? Вы уверены, что ее не обработали?»
— Уверены, — вставил Ян. — В любом месте поручусь.
— В этом я не сомневаюсь. Но кому захочется поддерживать поручителя и навлекать на себя беду? Жену Кочеванова здесь и в глаза не видели…
— В плен-то могли попасть и мы с вами, — сказал Ширвис. — Посадил бы я самолет не на наше озеро и, скажем, там потерял сознание. Что же я, сразу врагом вашим стал? Ну, предположим, я человек, не вызывающий особого доверия, но в Кочеванове никто не сомневается? А он может оказаться в плену. Неужели и за него не осмелились бы хлопотать?
— Я-то готов, но дело не в этом. Давай так договоримся: ты без лишнего звона готовишься к отъезду, а я почву прощупаю. Кстати, сегодня у меня ночной разговор с Москвой. Устраивает тебя?
— Вполне.
— Тогда до завтра. Только прошу обо всем этом не распространяться. Едешь в отпуск, и всё.
На другой день Чубанова куда-то вызвали, он вернулся только после обеда. Ширвис решил, что комдив уже забыл о нем, но тот перед ужином прислал за Яном вестового.
— Завтра в семь тридцать вылетаешь в Москву, — сообщил Чубанов. — Я попросил: «Дайте хоть одному из нас на рейхстаг взглянуть». — «Пожалуйста, — отвечают, — хоть завтра. Место в «Дугласе» будет». В общем, договорились… придется тебе там выступить и от заполярников приветливое слово сказать. В Берлине мой напарник и первейший друг Троша Холин служит. С ним мы в Испании воевали. Мужик он верный, поможет тебе в розысках. Вот записка к нему, и устный привет передавай. Больше ничего сделать не могу.
— Спасибо… Большое спасибо.
— Меня-то за что благодарить? Оформляй командировочное и… счастливого пути. Обязательно дай знать о результатах.
— Есть!
Получив предписание, Ширвис на попутной машине поехал попрощаться с летчиками эскадрильи.
Товарищи, узнав о неожиданном отъезде, заинтересовались: какие-такие дела ждут Яна в Берлине? Ему пришлось отшучиваться:
— Говорят, без привета соколов Заполярья они там истерзались. Вот меня и гонят порадовать войска. А заодно, конечно, расписаться на стенах рейхстага от вашего имени. Оттуда махну в Ленинград.
Узнав, что он будет в Ленинграде, товарищи стали укладывать чемодан с кочевановскими вещами.
— А это его сынишке передашь, — сказал Хрусталев, передавая пакет с деньгами. — Здесь двенадцать тысяч триста сорок рублей. В эскадрилье собрали. Пусть летчиком растет.
— Чего же мою долю не взяли?
— Ты и сам добавишь.
Провожать пошли Хрусталев и Сережа Маленький. На улице Хрусталев сказал:
— Ну, теперь, Ян, выкладывай: зачем в Берлин летишь? Неужели от нас секреты завел?
— Чубанов просил не распространяться. Я ему слово дал. Но вам можно, не проболтаетесь…
Хрусталева растрогал рассказ Ширвиса.
— Вот так Чубан! — восхитился он. — С таким начальством служить можно, понимает человека!
В десять часов вечера состоялся телефонный разговор с Валиным. Борис очень обрадовался.
— Чудесно! В ноль тридцать выезжаю из Ленинграда «стрелой» с документами и копиями, — сказал он. — Давай в десять утра встретимся в вестибюле гостиницы «Москва». Тут Бетти Ояровна ждет. Есть минута в запасе, поговори…
В трубке послышался негромкий голос матери:
— Янушка, мой мальчик, что же ты не едешь? Я заждалась. Обязательно привози Иру. Мы будем с нетерпением ждать вас.
— Хорошо, мама, постараюсь. Ни одной минуты лишней не задержусь в Берлине. Я тоже соскучился по тебе.
Перелетев из Москвы в пассажирском «Дугласе» на окраину Берлина, Ширвис прямо с аэродрома поехал в советскую комендатуру.
Помощник коменданта оказался на месте. Ян, пользуясь правом Героя Советского Союза, прошел к нему без очереди. Горбоносый и смуглый, с глубоко посаженными ястребиными глазами, полковник Холин очень походил на Чубанова, даже голос у него был таким же трубным. Дождавшись, когда он кончит говорить по телефону, Ян представился, щелкнув каблуками, и передал письмо.
Помощник коменданта не спеша надрезал конверт, вытащил из него два листка и принялся читать. Тяжелые складки на его лице постепенно разглаживались, он улыбнулся:
— Жив, значит, Чубанов! Как он теперь выглядит: состарился, поседел?
— Не очень.
— И что же — в генералы метит?
— Так точно. Должность генеральская.