В Кунцеве от крыльца к зеленой калитке засеменила миниатюрная старушка — почти Юленькина копия. Всякий сразу бы догадался, что это ее мамаша.
— Добро пожаловать! Заждалась я вас, — сказала старушка и, обняв Ирину, созналась — Я-то ждала командиршу… гвардейца. А вы, как Юленька, в дочки мне годитесь.
В маленьком, но очень опрятном домике с намытыми полами, до сверкания протертыми окнами, свежими занавесями их ждал празднично накрытый стол.
Предложив гостье умыться с дороги, Пелагея Васильевна (так звали Юленькину мать) подала старомодное полотняное полотенце с вышивками на концах, потом пригласила к столу.
Юленька, взяв графин с вишневой настойкой, спросила:
— Нам ведь, как гвардейцам, в такой день полагается сто граммов?
— Полагается, — ответила Ирина.
— Какие же вы гвардейцы, милые? — улыбнулась Пелагея Васильевна. — Росточком не больно вышли.
— У вас, мама, старые представления, — сказала Юленька. — Мы гвардейцы не по росту, а по духу. Это важней!
Настойка оказалась вкусной, но очень крепкой. Бывшие летчицы от двух рюмок охмелели и стали вспоминать всё, что было с ними на земле и в воздухе. Пелагея Васильевна, слушая их, только головой качала да вздыхала:
— Ох, и натерпелись же вы, девоньки!
О сердечных делах неловко было говорить при матери. Подруги вышли прогуляться на праздничные улицы городка. Здесь они могли откровенничать без стеснения.
У Юленьки, оказывается, в университете было два поклонника: один ровесник, другой моложе ее на два года. Ни с одним из них она не решалась связывать свою судьбу, так как ей нравился третий: моряк, демобилизованный с Черноморского флота. Но тот не обращал на нее внимания, он ухаживал за светловолосыми студентками.
— Может, и мне покрасить волосы? — спросила Юленька.
— Вряд ли это поможет, — сомневалась Ирина. — Цвет волос не имеет значения. Он должен узнать твою чудесную душу. Хочешь, я с ним поговорю?
— Ой, нет, нет! — раскрасневшись, запротестовала Юленька. — Я лучше попробую сама. Ведь может же первой подойти девушка?
— Ну, конечно. Я например, Кириллу прямо покоя не давала. Он сперва отшучивался, а потом что-то такое во мне открыл, что даже во время войны из Заполярья написал: «Теперь, стоит только вспомнить тебя, начинает терзать чувство вины и сожаления: все кажется, что я недостаточно тебя ценил и любил». И тебе, Юленька, надо бороться за свое счастье. Само оно редко приходит.
На другой день сразу же после завтрака они поехали в переполненном автобусе в Москву.
У Большого театра действительно собирались пилоты, штурманы и техники Таманского гвардейского полка. Их нетрудно было различить издалека: у всех женщин, на груди сверкали начищенные до блеска ордена, медали и гвардейские значки.
Ирина и Юленька остановились на углу невдалеке от киоска с газированной водой. Они присматривались — в какой группе гвардейцев больше знакомых.
— А то еще опозоримся, — сказала Ирина. — Не признают, спросят: кто такие?
Группы у театра и в скверике всё увеличивались. Стали подходить женщины с детьми, с мужьями, а некоторые даже прикатили в колясках грудных младенцев.
Счастливых мамаш окружили восторженные подруги.
— Вон в той крайней группе… видишь, Евдоша в шляпе высится?.. Кажется, там больше всего наших, — определила Юленька. — Пошли.
Они зря боялись, что их не узнают. Стоило им появиться на центральной дорожке скверика, как послышался чей-то громкий голос:
— Смотрите, экипаж «восьмерки» в полном составе с того света явился!
Подруги из первой эскадрильи бегом кинулись им навстречу. Ирина и Юленька попали в жаркие объятья…
В веселой толчее их тискали, целовали и передавали из рук в руки. Когда Леукова и Большинцова очутились перед командиром полка — высокой, по-военному подтянутой женщиной в новой весенней шляпке, то были изрядно перепачканы губной помадой и растрепаны. Евдоша обняла сразу обеих и поинтересовалась:
— Как устроены? Где живете?
Выслушав Большинцову, а потом Леукову, она спросила:
— Что же вы в такой день без орденов?
— У нас их нет, — ответила Ирина.
— Как нет? Я сама наградные подписывала. Где начштаба?
Женщина в светлом костюме и белом берете, проколотом золотистой стрелой, выступила вперед и, забыв что она не в военной форме, сдвинула каблуки лодочек и козырнула:
— Здесь начштаба! Разрешите доложить.