А потом ты, несдержанная наивная девчонка, целуешь его.
Но он же не отпрянул! Хотя мог. Я ему закатила истерику.
И сама виновата в этом. Кто тебя просил так заводиться? Да, неприятно было общаться с Леной. И что? Позволить этой кляксе разрушить даже то непонятное, что есть между вами? Пусть он никак их не обзывает и не обозначает рамки ваших отношений, найди в этом плюс. Он тебя не ограничивает. Может, поэтому твоя маленькая истерика в публичном месте заставила его так себя вести потом? Он спокойно принял это всё и отвёз домой. Он не посадил тебя к незнакомому мужику в такси. Он не бросил тебя одну выходить и уезжать. Он пошёл за тобой. Без верхней одежды.
Наверняка он заболеет…
И это всё, о чём ты сейчас думаешь, Катерина Георгиевна?!
В таких разговорах со здравым смыслом проходило утро понедельника. 31-е число уже. С утра в квартире стояла тишина. Половина Вишневских в числе четырёх человек кое-как разместилась у нас. Не совсем всё так просто, конечно. На моём диване разлеглись близнецы, которые отдали свою комнату родителям, а те, в свою очередь, - старшим Вишневским с маленькой Олей. А старшая Оля умастилась в спальне Вари. Когда у меня был выбор, кого терпеть в своей комнате, апостолов или двоюродную сестру (или какой она там мне приходится), то я выбрала ребят, которых хотя бы поколотить смогу по закону. Разумеется, меня и такой расклад не устраивал, но это лучший вариант из худших.
Ребята не проснулись ни от моих шагов по комнате, ни по возвращению из душа. Правда, рано ещё было, так что просыпаться им как бы и не стоило. Я не хотела шуметь, садясь за компьютер и печатая на своей мощной клавиатуре, с помощью которой можно человека из комы вывести, поэтому лежала в халате поверх заправленной постели с телефоном. Что-то читала, что-то искала, пока не вспомнила, что с Костей тоже есть небольшая несостыковка. Начнём с того, что этот дебил полтора года скрывал, что я ему нравлюсь. А теперь он встречается с моей подругой, которую я же сама и подтолкнула к нему. Да уж, история, достойная мексиканской мелодрамы. Жалею ли я? Это трудный вопрос, в котором надо разобраться.
Начнём с того, что Костя – мой друг. Сейчас. А раньше он мне нравился. И мне, и Кравец. Но мы договорились не ссориться из-за парней, поэтому я добровольно сдала позицию, оставив свои зарождавшиеся чувства к этому обаятельному старосте.
Ксеня – моя подруга. Была раньше лучшей, а сейчас – что-то между боевым (школьным, в смысле) товарищем и просто подругой для досуга. Её положение сильно пошатнулось из-за Егора, нашего, уже бывшего, практиканта. Она мне дважды признавалась, что влюблена в него, наступая на собственное достоинство. Первый раз, потому что я с Егором цапалась из-за неё же, а во второй раз, потому что дурить голову Егором и дурить голову Косте одновременно она не могла. Я её пожалела, и теперь она меня выручает. Посмотрим, на сколько её хватит. Но мы отклонились.
Костя. Что вот чувствуешь при мыслях о нём?
Он тёплый. Заботливый. С чувством юмора. Умный и целеустремлённый. С ним чувствую себя защищённой, крепко стоящей на ногах. И он симпатичный.
Похоже на Егора, да?
Не совсем. Егор – это зыбучий песок. Ты думаешь, что сблизилась с ним, а он тебя просто поглощает и раздавит в конце, не даст дышать, заполнит твой рот, твоё горло, твои лёгкие, твои внутренности и выживет мозг из черепной коробки. Ты умрёшь с улыбкой на губах, радуясь повиновению и подчинению ему. Да, так было раньше, пока я не стала разговаривать об этом с Ярославом. Не знаю, кто сыграл большую роль в том, что я смогла охладить свой пыл по отношению к практиканту. Да уж, он уже не практикант, хах. Разговоры с Ярославом или встреча с Леной – и то, и другое сильно повлияли на меня, и это взаимосвязано. О Лене ещё Аня рассказывала, но суть не в том. Благодаря кому-то из них я сейчас нахожусь на том уровне отношений, до которого раньше и мысли не могла предположить, что дойду. Не скажу, что это гармоничные отношения, именно те, которых я желала. Нет, но очень похожее.
Да, особенно твоя вчерашняя истерика.
Даже в моей собственной голове не было места состраданию. Сплошные подколы, сарказм и ирония. Будто Егор сидит в голове и ухмыляется, как воришка.
Но это правда. Если бы я не воспринимала весь мир через призму сомнений и критики, через юмор и амбиции, через сарказм и иронию, в частности, то я бы сошла с ума. Нельзя быть умной и любящей всех людей вокруг. Это не инфантильность – это крайняя степень перед потерей здравого смысла. И да, я только что похвалила себя, ага.
- Я слышу, как работает твоя голова, - Пашка пробубнил сквозь сон, продирая по очереди глаза и натягивая на лицо ухмылку. – Не голова, а пчелиный улей.
- У меня голова хотя бы только в состоянии бодрствования работает, а у апостола Петра – и ночью, - я кивнула на него и усмехнулась. Петька что-то морщился, как-то неуютно ему было. Ещё бы, спать с братом, когда вам обоим уже по двадцатке есть.
- Что правда, то правда, - Пашка привстал и сел в постели, почёсывая затылок и заглаживая волосы. – Все спят ещё?
- Да. Тишина в нашем доме с этими родственничками нам может только сниться. В прямом смысле, - я улыбнулась и продолжила читать статью в интернете.
- А кто тебя вчера подвозил? – я замерла. Внутри, вместе с сердцем, всё вдруг резко ухнуло вниз с характерным звуком тупого удара.
Ещё один человек, который подозревает меня. Отлично. Шедеврально. Просто восхитительно.
- Практикант, - я не хотела врать, ведь вместе с Пашкой кто-то ещё мог увидеть меня. Окон, выходящих во двор, с кухни, гостиной и спальни близнецов хватало.
- Это по истории который? – он уточнил, всё ещё легко глядя на меня. Не похоже, чтобы он сейчас допрашивал и вряд ли он что-то неподобающее видел. Мы же ничего не делали такого, чтобы меня в этом упрекнуть. После моего кивка продолжил: - Это не моё дело, но, Кать, ты смотри там, осторожнее.
- Ты прав, Паш, это не твоё дело, - я старалась говорить, как можно мягче, но проницательности моему братцу не занимать.
- Я подозревал, что ты что-то скрываешь, - он не смеялся и не показывал всем своим видом «ага, попалась!», но как раз это спокойствие его меня и напрягало. Нет, активная реакция, якобы прищучил меня за хвост, тоже напрягала, но она больше раздражала. А это спокойствие именно держало в лёгком страхе и в серьёзном напряжении. – Не хочешь ничего рассказать?
- Паш, я контролирую ситуацию, - я подняла на него взгляд и утвердительно кивнула с вполне ободряющим лицом.
- Последний раз, когда ты контролировала ситуацию, ты впала в жуткую депрессию, и я даже заговорить с тобой боялся об этом.
Он сказал это вслух, якобы мимоходом, но специально, чтобы я услышала. И я услышала. Даже поняла, о чём он. Из-за Егора мне не единожды приходилось быть вне себя от злости, ярости, разочарования или обиды. Так что не важно, что помнил Пашка, что именно, потому что он прав при любом раскладе.
- Я буду стараться, чтобы этого впредь не повторилось, - я улыбнулась, - и спасибо, что заботишься.
- Я твой брат, Кать. И надеюсь, что этого действительно больше не повторится, - он спустил ноги на пол, натянул шорты и покинул комнату, а я надеялась, что этот разговор так и останется между нами.
Поглядывая искоса на Петьку, в моей голове рождались мысли, что он мог что-то слышать. Или Варька за стеной с Олей. Или ещё кто-то. Говорить о Егоре в доме было слишком опасно, но так приятно. Потому что это немножечко, но мой Егор. Это меня он целует. Это за мной он идёт. Это меня он провожает и подвозит домой. Это меня он одевает. Это меня он делает счастливой, и я ему очень благодарна.
Сегодня предстояло зайти к Кравец и забрать спрятанные подарки. Как только дом начал повышать свою громкость и набирать обороты просыпающихся голов, я тут же известила Ксеню, что подойду, едва она проснётся. К моему удивлению, она не спала, как сказала, давно. Поэтому я, натянув быстро джинсы со свитером, запихнув в рот бутерброд, который мама готовила для завтрака, умчалась нахрен из этого галдящего курятника. И вовремя, потому что Оле-старшей стало скучно, и она захотела погулять. А лучшей компании, кроме близкой по возрасту Катерины, не существовало. Какая жалость, Оль, что у меня дела.