Мои слова заинтересовали и мою собственную маму, и молодую женщину. Её нарисованные брови чуть вздёрнулись, но не агрессивно, а скорее неожиданно и раздосадовано, что кто-то пришёл на помощь не ей, а её оппоненту. Меня бегло осмотрели.
- Даже если у вас дома не говорят о Боге, то почему бы не сказать дочери, что это, предположительно, создатель человечества. Наука не отвергает божественную теорию создания человека, - спокойно продолжала я, глядя ей прямо в глаза, ожидая увидеть хоть что-нибудь, напоминающее здравый смысл. – А если ваш муж избегает разговоров на такую простую тему, то это повод задуматься, всего лишь.
- Катерина, - мама поняла, что я пошла в наступление, мягкое, аккуратное, но интонация моя ей не понравилась.
- С кем имею честь говорить? – м, боится, значит, вступать в словесные баталии с кем-то, умнее себя.
- Вы же слышали, что меня зовут Катерина, - деловито представилась я. – Вы не согласны с моим мнением или хотите подискутировать на этот счёт? Я с радостью выслушаю вас и дам советы, что же следует говорить ребёнку и как вести себя с мужем.
Это была наглость, деловая, очень серьёзная заявка на получение оплеухи от мамы, но всё же меня жгла жажда пристыдить эту женщину, которая живёт по неведомым законам жизни и самое главное: даже не хочет знать их. Но я сделала очень умный ход, потому что теперь, что бы ни сказала мама, вес моих слов ничем не перекроется.
- Это моя дочь. Простите её, - вот она, эта её суетливая натура, но теперь всё внимание привлечено ко мне.
- Да нет, пусть продолжает, - женщина с прищуром смотрела на меня, ожидая подвоха или какой-то грубости, свойственной подросткам, чьих родителей обидели.
- Мои услуги не бесплатны, - а вот теперь борзость и дерзость, которая заставила мамино лицо вспыхнуть. – Судя по телефону в вашей руке, вы в курсе, что такое демо-версия. Так вот, вы только что воспользовались демо-версией моих услуг. Для получения полной версии следует заплатить.
Ситуация ухудшалась с каждым моментом, потому что мой юношеский максимализм не давал мне тормозов, когда я чувствовала драйв. Я готова вытерпеть нотации от всей родни, но не позволю, чтобы какая-то там глуповатая особа упрекала мою маму в её образе жизни. Она старше и монарше, так сказать.
- Не дай Бог, чтобы у меня выросла такая же дочь, - ладонью она прижала лицо своей малышки к ноге и чуть крепче держала её за руку.
- Не поминай Бога всуе, - тут же апеллировала я. – Вот видите, вы используете это простое выражение, а сами не задумываетесь над ним.
- Катерина, - ржавые нотки ярости не ускользнули от моего внимания, но мама давала мне время высказаться, словно испытывала мою тактичность на прочность. Хотя будем говорить откровенно, тактичности во мне сейчас было не так уж и много.
- Чтобы меня поучала какая-то малолетка?
- Точно так думает и моя мама о вас, так что вас здесь никто не держит, - я прошла мимо и, взяв маму под руку, прошагала к подъезду.
Меня ждал серьёзный разговор. Я слушала нотации по поводу того, что меня плохо воспитали, мало били, мало водили в церковь. Узнала, что такой языкатой в семье никого нет. И думаете, меня это задело? Ни капли. Потому что после часовых разборок, пока мама изливала мне свою душу, все помыслы, она сказала мне самые удивительные слова. «Ты меня удивила. Когда ты стала такой умной, Катя?». И тепло, благодарное тепло, которое мама подарила мне, коснувшись моей руки. Мы обе с ней знали, что она слишком мягкая, чтобы дать отпор другим людям, потому что она им не мать, и вести себя строго имеет право только по отношению к своим детям. На её фоне мой здравый рационализм казался гармоничным дополнением ко всей семье.
Вечером позвонила Ксеня и сказала о том, как же круто было с отцом Лары разбираться в профессиях и в том, чего она хочет. Конечно, копание в своей голове её немного смущало, но, по словам, он отличный человек и специалист. Выбор профессий, который встал перед ней, был определённо связан с людьми, но большего она мне говорить не стала, боясь «спугнуть удачу».
- Но к Егору я всё равно пойду завтра. Историю отбрасывать тоже не стоит пока…
Оправдания. Лжёшь ты и себе, Кравец, и мне. Ладно, я, но себе-то зачем? Думаешь, мне неведомы твои чувства или из-за того, что я их не разделяю, то мне доверять нельзя? Какой-то лирический порыв в душе случился, и пырхаться, что-то доказывать, кому-то прочищать мозги не хотелось.
- … а ты что делала? Что там тебя просила сделать Елена? – куратора мы между собой тоже называли по имени.
И вот как ей сказать о том, что я была с Егором Дмитричем? Пусть мы проверяли работы других. Пусть мы даже не общались толком. Но мы были одни в классе, без всяких лишних глаз. Её это заденет и зародит ревность или зависть. А терять Ксеню мне не хотелось. У меня были считанные секунды, чтобы придумать ответ. Вернее, чтобы как можно сухо его преподнести ей, чтобы она ничего не подумала о нас двоих. Если бы кто-то заботился о моих чувствах так, как я забочусь о других, наверное, я бы была самой счастливой.
- Историк припахал контрольные проверять. У тебя, кстати, пять.
- Правда? А он ещё вредничал, мол, спрашивала всё у тебя, - слышу улыбку. Значит, не заметила ничего подозрительного. Фух.
- Да он садист натуральный. Лишь бы помучить людей, - с досадой бросала я, стараясь не переборщить с эмоциями.
- Но он такой классный, что ему можно и это простить, - по смешку слышу, что улыбается широко, и глаза блестят, наверное.
На этом разговор о практиканте был закончен, и моя душа успокоилась, потому что Ксеня не заметила ничего подозрительного, а значит, её мои слова не ранили. Ксюше не повезло с влюблённостью: натура сама по себе впечатлительная, очень чувственная и при этом ранимая. Она не может дать сильный отпор, потому что верит в сказки о красивых принцах – полная моя противоположность. Мне не во что верить. И мои разговоры о Боге, которыми мама тешится, считая, что я всё так же разделяю её мнение, не более чем научное обоснование, преподанное в нужном свете. Учёность меня поглотила, и я поняла, что не для меня это – верить в то, существование чего невозможно доказать никакими истинно-научными методами. И пока я не достигну совершеннолетия, никому об этом заявлять не стану. Официально стану самостоятельной, вот тогда можно будет раскрыть рот. А сейчас - не время.
В пятницу я всегда устраивала себе вечер отдыха, потому что на субботу обычно ничего не задавали толком. Или к пятнице домашка была сделана уже. Вспомнив о субботе и приглашении практиканта на беседу, я всерьёз засомневалась. Пойду – встречусь с Ксеней, поговорю на близкие темы с историком, и тогда появится трещина в нашем с Кравец доверии друг к другу. Не пойду – потеряю шанс пообщаться с историком вне пределов собственного класса. Он ведь обычно дёргает отстающих, чтобы они, наконец-то, начали хоть что-нибудь учить. Интересно, а если я не пойду на семинар, он меня вызовет в понедельник? Ах, да. Негласное правило: не вызывать тех, кто просится сам. А если не поднимать руку? Чёрт.
Мне нужен был совет. Совет человека, чьи мозги не заняты проблемой практиканта, кто его вообще не знает. Как удачно в комнату зашёл Пашка спросить про воскресенье. Усадив его на диван, рассказала в двух словах свою дилемму, и он, чуть задумавшись, задал мне самый логичный вопрос:
- А с каких пор ты беспокоишься об оценках, ещё и по истории, больше, чем о Ксюше?
И, правда, с каких пор? Может, дело не во времени и не в оценках, а в интересе. Я хотела поговорить с историком на исторические темы. Как давно мне удавалось вот так фривольно пообщаться? На уроках меня не вызывают, а я не привыкла сидеть на месте на истории с закрытым ртом. А с отцом мы последний раз дискутировали на общие темы ещё в июле, когда ездили на море. Сидели себе преспокойно на веранде, слушали шум ветра и плеск волн, обсуждали Коминтерн*. Да, наверное, в этом всё дело. Как бы я не старалась ненавидеть историю и то, сколь много её вокруг меня было с самого рождения, но мозги мои заточены были и под неё. А тот факт, что в нашем окружении появился ещё один знаток – обычный интерес, как к чему-то новому.