- Уверен, что с Кравец ты и не о таком говоришь по телефону.
- Егор Дмитрич! – я вспомнила, какие пикантности мы иногда обсуждали с Ксеней, и мгновенно покраснела. Да и назвать его официально было ошибкой – он ведь понял, что попал в точку. Слышала, как он хмыкнул и едва сдерживался от смеха.
- Да-да, Скавронская? – трудно сдерживаться ему.
- Вы мужчина, - надо выкручиваться из этого положения и отвести разговор от темы, - значит, вам и решать, что делать с этими отношениями.
- О, ты даёшь мне безграничную власть, Скавронская? – он аж загорелся этой идеей. Мне кажется, что он увидел золотой слиток, словно под лихорадкой находится. – Я ведь тебя и на органы продать смогу, и в рабство.
Страшный голос. Безумный. Безумно-садистский. Тот голос, который я терпеть не могла, который так полюбила Кравец и девчонки. Тот голос, что принёс хаос в мою жизнь. Я ненавидела его и одновременно чувствовала влечение. Эта власть. Это всеобъемлющее господство. Эта невероятная мощь, исходящая из него. Егору не надо качать мышцы, чтобы быть сильным. Он и без того силён. Давит психологически, морально, уничтожая тебя как личность, чтобы подчинить себе. И ты хочешь подчиняться. Ты хочешь его. И плевать, что ради этого ты теряешь себя. Ты хочешь ощущать эту власть над собой – ради неё ты можешь всё. Нет предела. Нет невозможного. Есть только ты, Егор и твоё могущество. Ты можешь всё. Он может сделать всё. И ты ради него – тоже. Ты можешь всё.
И я могла всё. Действительно. Выступить против всех влюблённых в него дурочек? Да. Закрывать рот всем, кто мне бы не нравился? Да. Распрощаться с друзьями, которые меня предали? Да. Мне ничего не страшно, когда я влюблена в Егора. Я могу всё благодаря ему. Потому что это Егор. Егор. И только он. Ради него можно продать душу дьяволу.
И я чуть было не продала. Рада, что этого не произошло, что не стала одной из тех, кто восхищался им. Во-первых, я им не восхищаюсь. Во-вторых, я не люблю быть такой, как все. В-третьих, я не могу наплевать на своё достоинство. К каждой из этих тез можно предложить своё «но» и не одно. Не важно. То, где я сейчас, чего достигла, чего смогла добиться от Егора, когда у него последние отношения были такими болезненными, говорит о развитии. Не хочу думать, каким Егор был до знакомства с Леной. Мне интересно, но думать не хочу. Не хочу представлять его, каким бы то ни было ещё. Такой Егор – самый секс. Ради такого Егора стоит расти. С таким Егором хочется идти рядом. Такого Егора хочется радовать. Без такого Егора я не хочу представлять свою жизнь.
Ты хотел узнать, что я от тебя хочу? Вот, чего. Но этот ответ ты не услышишь, пока я не буду уверена в тебе.
- Не сможете, - продать в рабство, на органы или в жёны какому-то шейху. Ты не отдашь меня. – Никуда вы меня не отпустите.
Я улыбнулась. Да, вот так. Обольстительно, самовлюблённо и коварно. Я Катерина Скавронская. И я лучше тех малолеток тем, что они мне не по зубам. Ты сказал, что не отпустишь меня, если я не уйду сама. А я не уйду. Ты сделал ошибку, дав в мои руки такое право выбора. Поэтому моё право, данное тебе, решать судьбу наших отношений – маленькая толика той власти, которой на самом деле обладаю я. Я женщина, Егор, и этот факт ты уже ничем не оспоришь. Ты в моей власти.
Он улыбался. Я чувствовала. Или мне казалось, что он улыбается. Иначе объяснить эту секундную паузу никак не могла.
- Ты играешь с огнём, - опять я довела его до игривости. Азартный и властный. Алчный. Егор Орлов. Ты знаешь, как это притягивает?
- Я знаю.
- И не боишься?
- Я боюсь многих вещей, но ты не одна из них, - убери улыбку с лица, ты же не смеёшься над ним. – Я тебя с самого начала не боялась, даже когда ты угрожал или чуть не…
Чёрт, это привело совсем не туда, куда мне хотелось. Не давайте волю языку – он выболтает всё на свете. Как мой сейчас.
Егор молчал. Повисло то самое напряжение, о котором я совершенно забыла, общаясь с этим человеком. Да и вообще. Такая неловкость была в последний раз с Костей. Приятного в ней, думаю, вы в курсе, маловато.
- Давайте сыграем в нашу старую игру, - я не могла терпеть это напряжение, которое сдавливало все органы. – Вопрос-ответ, око за око.
- Что ж, давай, - его интонация совершенно другая. Более серьёзная и взрослая. Мужчина. Не практикант или парень. Только мужчина. От этого мне стало не по себе. Мурашки по коже.
- Вы жалеете, что тогда… чуть не изнасиловали меня? – меня долгие дни и ночи терзал этот вопрос. Шах и мат. Мне должно полегчать от того, что я озвучила его, но не полегчало. Теперь сердце, словно обезумевшее, колотилось в груди. Я не слышала ничего, кроме фонового потрескивания в трубке.
- Нет, - я не готова была к такому ответу. А ещё больше я была не готова к такой интонации – простой, лёгкой, ничуть не виноватой. Он не лгал.
- Как? – вопрос сорвался с губ прежде, чем я успела осмыслить хоть что-нибудь вообще.
- Один вопрос, Скавронская, - в прежней прохладной манере напомнил Егор, и я пожалела, что завела эту тему, эту игру и этот чёртов вопрос. А ещё пожалела, что вообще решила ему позвонить, потому что теперь у меня чёткое ощущение, что я абсолютно не знаю этого человека. Это не Егор. И не хочу думать, что это Егор, которого мне ещё не удавалось увидеть. Он страшный. Пугающий. Мрачный. Слишком взрослый для меня. Слишком велика разница между нами. Больше необъятной пропасти с туманным дном. Она больше, чем я могу себе представить. Мои границы разума слишком мелки для этого. Мне страшно. – Ты?
Попал в точку.
- Лучше бы, - спокойно, - этого никогда не было.
Меня обуревала ярость. Слова вылетели, словно выстрел, ядовито, с презрением. Не могу понять, с какой стати я взъелась. С какого момента всё пошло не так. С того, как он рассказал, что не жалеет? С его безразличной интонации о воспоминании в лифте? Или с ответного вопроса мне?
Всё сразу. Меня взбесило всё.
- Не сомневался в таком твоём ответе.
Он жалит меня. Каждым словом. Словно специально. Мы словно… общаемся, как раньше? Точно. Так бы мне ответил тот Егор, мразь и сволочь. Циничный эгоист и дрянь. Но никак не человек, что не хотел отпускать меня домой, что целовал на лестнице, перед лицеем, за лицеем – везде, демонстрируя избыток каких-то неосознанных, скопившихся эмоций. Я ненавижу тебя за эти перемены. Не могу их понять. Не могу понять, почему ты ведёшь себя, как последняя сволочь.
- Как ты будешь праздновать Новый год? – когда до полуночи осталось всего немного, задать такой вопрос - крайне вовремя.
- С семьёй, - я старалась унять вспоминания и звонкий внутренний голос от сетований, - и, возможно, пойду гулять с друзьями.
К чему был этот вопрос? Ты же слышишь, что я явно на взводе. Специально сглаживаешь углы? На тебя это не похоже. Ты обычно доводишь меня до белого каления, пока я не начинаю в ответ тебя укалывать ещё больнее. Ты начинаешь маскировать свои раны. А я продолжаю. Скрываю свои раны и вымещаю свою боль на тебе. Мы всегда так делали. Так что изменилось?
- А ты?
- А я, - он нарочно повторил мой оборот и эту заумную интонацию, сделав паузу, будто опустошая бокал, - буду проводить время с подругой.
И вот он сгладил углы и снова ударил. Больнее. Гораздо больнее. Я ощутила этот удар всем своим тощим тельцем и готова была согнуться пополам или сесть на пол, поджать ноги, свернуться в комочек и смотреть в одну точку. Не готова. Ты не готова была к такому ответу. Ты не готова была к этому звонку. С чего ты взяла, что какой-то праздник подарит тебе что-то приятное? Это Егор, и с ним нет ничего постоянного.
Кроме безудержной страсти.
Молчи. Просто молчи сейчас. Внутренний голос только разрушает остатки самообладания. Я и так держусь из последних сил. Егор всё ещё на проводе. А мне не хочется говорить с ним. Хочется стереть этот разговор из памяти. Вообще весь этот день. Всё, что связано с чёртовым бывшим практикантишкой. Ты выводишь меня на ненависть к тебе. И от этого я злюсь ещё больше. Тебе удаётся. Ты манипулируешь мной, как всеми своими поклонницами. У тебя не получилось так только с одной – с Леной. И теперь ты ведёшь себя, как последняя скотина. Ты хотел ревности? Ощутить свою важность в моей жизни? А вот хрен тебе. Хрен твоей провокации. Хочешь, чтобы я начала спрашивать о твоей подружке, чтоб я изнывала от любопытства, пока ты будешь наслаждаться моими муками? Конченный садист.