По привычке я заняла душ, немного дольше обычного, потому что пришлось помыть голову: я же не рассчитывала, что сегодня пойду куда-то, а перед сном мыть голову было не кошерно. Мокрая подушка никак не удовлетворяла моих интересов, а шуметь феном ночью – кощунство. Поскольку мама всё ещё спала, то завтрак я сделала себе сама. Правда, вместо обычной овсянки, мне внезапно захотелось тёпленькой манной каши, которую я, по словам мамы, обожала с детства. «Ты уплетала манную кашу лучше, чем любые сласти». Экономили на мне, короче, как могли, потому что я не притязательна в еде. Разве что острое не люблю совсем. Так что свою корейскую морковку и прочую гадость, от которой дышишь огнём, они едят сами.
На шум с кухни отреагировал папа, которому спалось, наверное, не очень хорошо. Поздно лёг, вопреки привычному для него режиму, вот и выглядит сейчас подавленным. Кашу я налила для нас двоих, и мы, словно одни в целом доме, молча уплетали её, попеременно глядя в окно.
- Только семь, - доев свою порцию, произнёс отец. Такое ощущение, что без каши внутри он не мог произнести и слова. Забавное умозаключение. – Почему ты на ногах?
- Ксюша попросила с ней на семинар по истории сходить. Боится, что её спросят, а она не сможет ответить. Группа поддержки, в общем, - я улыбнулась, доливая в свою оставшуюся кашу, ложку варенья. – Семинар на десять, но он не вписывался в мои планы, поэтому придётся пожертвовать сном, чтобы успеть подготовить к понедельнику хотя бы реферат по биологии.
- О чём реферат? – ставя чайник на плиту, поинтересовался отец.
- Эволюционные учения и всё о них, - наотмашь бросила я, не уделяя этому даже толики своего внимания: я сейчас на манке сосредоточена больше.
Обычное субботнее утро меня радовало. Как-то складывалось всё хорошо. Я предвкушала красивые пейзажи на улице и весёлую прогулку с Ксеней. Выбрав в гардеробе своём кое-что потеплее, чем брюки/блузка/пиджак, которые обычно ношу на учёбу, включила музыку и стала собираться. Сестра за стенкой всё равно уже проснулась, судя по шороху и выключенному будильнику. Она даже на выходные ставит будильник: вот такая странная личность. Изумрудная юбка-солнце ниже колен, заправленная в неё белая рубашка с манжетами на запястье, лёгкий двубортный плащ чёрного цвета и такого же цвета туфли на квадратном каблуке средней высоты. Давно хотела надеть эту юбку, а в лицей как-то неудобно носить. Семинар же, дресс-код можно немного ослабить. А я слишком люблю красивые вещи, которых у меня хватает, чтобы не носить их вовсе никуда и позволять пылиться в шкафу. Это неуважительно по отношению к ним. Я ведь всё-таки иду не столько на семинар, сколько за компанию. Кстати, можно спросить будет у практиканта о Гитлерюгенде. Чем не источник информации, верно?
Ксеня ждала меня у подъезда, а не у метро по какой-то причине. Выглядела здорово, красиво – будь я мужчиной, попросила бы номер её телефона. На лице – ни единой эмоции.
- Добро утро. Чего ты бледная такая? – закрыв дверь подъезда и подходя к ней, спрашиваю.
- Я боюсь, - подхватывая мой шаг, Ксюша движется рядом со мной в сторону метро.
- Тьфу, и ты ради этого ждала меня у подъезда? – одариваю её тёплой улыбкой и вселяю уверенность. – Совсем одичала от своей влюблённости и страха?
Вся эта ситуация мне казалась донельзя забавной, но говорить об этом подруге я вовсе не собиралась. Она и так на осиновый лист похожа. Дрожит, хотя один только собственный внешний вид её должен успокаивать. Платье, пальто расстёгнутое, как и у меня, туфли на каблуке, выше моего, сумка отличная. Ксеню часто можно было успокоить либо покупками еды и хороших вещей, либо ноской этих самых вещей. Для неё высокий каблук – символ не болезненного падения или опасности, а уверенности. Я восхищалась её принципами, а она завидовала мне. Так и жили.
Сегодня ради исключения мы ехали маршруткой, правда, дольше, но по приходу в кабинет, в аудитории практиканта не было. Зато были лицеисты. Много лицеистов. «Неужели так много желающих углублённо изучать историю? Или это все те, кто хочет подтянуть предмет?»
Сказать по правде, я была удивлена таким количество люда. Заняты были все парты, что нам не нашлось даже места. Зато мы увидели Ольку и Лару, которые хотели заработать тут оценки, ведь им не давали на уроках слова, как и мне. Собственно, они преследовали те же цели, что и я озвучила вчера Паше. Только вот это было первым и последним нашим общим критерием здесь. С Ксеней же их связывала общая влюблённость в практиканта. С первой фразы я ощутила себя лишней на этом празднике жизни.
Он опаздывал. И чем больше учеников приходило, тем сильнее я жалела, что согласилась сюда придти. Даже то, что Кравец – моя лучшая подруга, меня не утешало. От Ольки я узнала, что Женя предала историка и пошла к Елене Александровне, подтягивать свои знания по алгебре. И в итоге наш костяк отличниц, в основном, застрял на истории. Среди этой толпы была и Болонка, староста 11-а, вместе с половиной класса, по меньшей мере. Теперь, озираясь по сторонам, я узнавала то Дружинина, то Ольховскую, то Кириленко, чьи сочинения читала вчера и заливалась хохотом.
Спустя почти десять минут, когда стрелка почти достигла 10:20, в аудиторию вошёл практикант и со словами «Ну, и что вы здесь делаете? Я же сказал в 202-й собираться» развернулся и почти со свистом вылетел. Все стали собираться, образовалась пробка. Как стадо, честное слово. Чабан сказал – бараны пошли. Куда чабан погнал, туда бараны и пошли. Мы бараны. Прежде, чем столпотворение успело усугубиться, я выскочила и пошла занимать места нашей четвёрке. По коридору, ступеням и снова коридору раздавался стук набоек его туфель. Видя издалека его образ, потому что зрение у меня было не 100%-м, я наблюдала за его походкой, статной, сильной, важной. И да, он немного вилял бёдрами. У меня появились разные предположения, отчего вдруг в его походке появилось такое движение, но я остановилась на варианте «он просто занимался танцами, наверное». Остальные свои догадки, приличные и не очень, пришлось выкинуть из головы. Это же всё-таки практикант, почти учитель, садист. Кстати, да, он же как истинный садист, если прознает о моих мыслях, начнёт издеваться надо мной.
Аудитория, в которой он нас ждал, была просторнее и частично заполнена более расторопными студентами. Они смотрели на каждого входящего, как на раздражающий фактор. Хотя если это был их знакомый, то сразу улыбка, пара фраз и миролюбивое настроение. Зайдя в аудиторию, я приметила две парты, на ряду возле окна, свободные ещё и почти впереди: трое из четырёх будут довольны хотя бы. А я смогу занять место и в конце аудитории. Думаю, свободный стульчик мне оставят.
- Скавронская, ты тоже в стаде?
Ну, что и следовало доказать. Садистская усмешка, но теперь ещё и от лицеистов. Ух ты, меня прям взбодрила эта волна высокомерия со стороны таких же учеников, как и я. Не ожидала такой подлости от тех, с кем в одной лодке. Похоже, наш класс и, правда, был каким-то уникально-сплочённым. Внезапно почувствовала признательность Косте, что держит в узде конфликтных особ, и вообще всем одноклассникам. Даже не одарив его приветственным кивком, просто молча прошла мимо стоящего напротив центрального ряда парт, стола, за которым он сидел и что-то помечал в свой блокнот.
- Ты что, обиделась, Скавронская? – он был, очевидно, в хорошем расположении духа, раз так докапывался до меня отчаянно и не боялся, что я ничего не отвечу. Или наоборот, видел, что я ничего не отвечаю, поэтому и наглел. А лицеисты подтягивались постепенно и глазели на то, как практикант издевается надо мной. И ведь не потому, что не могла ничего не ответить, я молчала.
- Я жду извинений, Егор, - положив сумку на вторую парту, заявила я без улыбки, - Дмитрич.
Моя привычная шутка для него стала отличным поводом улыбнуться своей садистской усмешкой, а присутствующих – сбавить громкость своего смеха. В это же время поток приходящих лицеистов усилился, и я, маякнув девочкам, ждала, пока они займут места. А толпа прибывших заставила практиканта прикусить язык и переключиться всё-таки на семинар. Никому и ничего я не хотела объяснять, но вот шёпот с переменным упоминанием моей фамилии всё-таки доходил до меня.