Мы интеллигентные звери.
- Ну, зачем я тебе, понятно, - бросила взгляд на проходящую мимо нас Кравец, которая и глазом не повела в нашу сторону. – А ты мне?
- О тебе уже ходят сплетни, - тоже мне, Мария Склодовская-Кюри, - и о вашем возможном романе с Егором [которого нет в стенах этого прекрасного лицея и не будет]. Если мы подружимся, то сплетен не будет. Я знаю такое, от чего их языки окажутся у них же в заднице.
Должно быть, не хватало злобного блеска в глазах
или алчного
что тождественно.
- Не ругайся, Абрамова, тебя это не красит, - она нахмурилась. – Но, допустим, что я поверила тебе. И что? Будем ходить под ручку везде и всюду? Сидеть вместе?.. Что конкретно ты предлагаешь?
Правда, похоже на заключение договора? Устного, разумеется.
Я подошла к очередному предложению как к деловому.
Теперь понимаете, что со мной не так?
- Ты будто дружить не умеешь, Скавронская, - она слегка улыбнулась, пытаясь сделать мою особенность немного [неловкой] смешной.
- Последняя моя дружба, - я тоже улыбнулась (снисходительно), - как ты, наверное, подметила, обернулась скандалом и крахом, так что я сомневаюсь, умею ли дружить.
Пожалуй, в таких случаях люди чувствуют действительно неловкость. Что до меня, то я чувствовала иронию вместо обиды на себя. Или пустоту. Я пока не разобралась, чем они отличаются.
- Если ты кому-то не нравишься, не значит, что это мнение превалирует, - Абрамова окинула взглядом класс невзначай. – Ксюша – собственница, пусть и скрытая. Кажется, будто ей ничего не нужно, она готова делиться и быть радужной ко всем. Но это не так. Ты в этом плане проще – ничего не держишь возле себя, поэтому рядом остаются самые лучшие.
- Ты о Ярославе? – я усмехнулась вновь, с искрой вглядываясь в глаза.
- Не только, - и она стойко выдержала мой взгляд, - но он тоже. ТЫ не замечаешь этого, ведь так?
Да я и не задумывалась об этом особо, не то что замечать за собой.
- Так. Но ты права, я не заставляю никого виться вокруг меня и целовать в дёсна. Хочешь оставаться или уйти – твоё право. Я не привязываюсь к тем, кто пришёл и ушёл.
А Абрамова хороша. Подошла, говорит обо мне, анализирует, делает выводы – льстит одним словом. Я даже не сразу раскусила в ней это. Достойно.
- Если с человеком ты пережила что-то грандиозное, тогда ты начинаешь привязываться, - она продолжала, но теперь я подмечала каждое сказанное ею слово.
- Примерно так, - и следила за своими словами.
- Поэтому о тебе заботятся Ярослав, братья, Егор и Костя. Ты даёшь им свободу и право выбора, как любым мужчинам, -
она хороша. Чертовски хороша.
- Я слышу зависть, Абрамова, - а вот это удачно подмеченный факт в специях юмора, - и вокруг тебя гораздо больше людей. В чём дело?
- Меня могут обсуждать в любой момент, - она снова осмотрелась, - даже сейчас.
- Нечего было зарабатывать себе славу очень лёгкой на подъём девицы, - я отшучивалась снова и укоряла её одновременно. – Это вызывает зависть.
Тоже осматривала ребят и периодически ловила их взгляды на себе. Нет, не только заинтересованные или пустые. Кто-то улыбался и кивал или махал рукой. Костя общался с парнями, но поглядывал на меня. И я замечала это, но не реагировала. Хватит того, с какими новостями Оля подошла ко мне.
- Поэтому я хочу от этого отказаться, - но помощи у меня она не просила, тем не менее.
- Давай начистоту, - привлекла её взгляд словами. – Если ты устала от своей жизни, ищешь какую-то новую веру, почему обратилась ко мне? Есть Женька с более гибким графиком и пластичным ритмом [жизни]. Мне лично больше импонирует её жизнь – она ничем не обременена, в отличие от меня, и при этом остаётся открытой для новых связей и знакомств. Будь я в поиске какой-то новой интересной практики, то непременно увлеклась бы йогой, каким-то спортом или на что там она тратит своё свободное время.
Мой монолог Олька слушала внимательно и переводила взгляд с меня на парту, около которой мы стояли до сих пор.
- Я не могу быть одна, понимаешь? – едва слышно произнесла она, но без излишнего стеснения меня.
- Тогда ты не по адресу – меня одиночество не гнетёт.
- Поэтому я хочу к нему привыкнуть, - что ты творишь?!
- Тогда я тебе не нужна. Будь одна – для этого кто-то не нужен, - и моя логика, не всегда такая логичная и превосходная, как бы я того хотела, раздавливала Абрамову. Она стоит не такая радостная уже, без того энтузиазма, словно я палач, пред которым она обнажила шею. – Я поняла тебя. Больше не надо слов. Если ты хочешь чему-то научиться новому для себя и решила, что я могу помочь, то я попробую. Только учти, что ты на таких же правах, как и Кравец – я помню о твоём сквернословии, - сделала паузу, подождала, пока Абрамова посмотрит мне в глаза. – Зла не держу, но вывод сделала, что ты способна на это. И надеюсь, что пресмыкаться передо мной ты не станешь, иначе я совсем в тебе разочаруюсь. И да, я высокомерна, всё правильно, но именно это держит меня в ежовых рукавицах. О, как вовремя.
- Ну, как вы тут без меня, гаврики?
Пока Света снимала пальто, она оглядывала нас, радостных и удивлённых. Рассаживались по местам и открывали тетради для конспектов. И учебники. Всё-таки мы соскучились по ней. Даже те, кто влюбился в Егора.
- Скавронская, хочешь к доске? Егор, наверное, тебе слова не давал сказать.
- Да нет, мы вполне себе спорили на семинарах, - я усмехнулась и глянула на Женьку, которая развернулась ко мне с ответной усмешкой.
- Вот как? – она справилась с верхней одеждой, достав из ящика стола тот же учебник, что и лежал на парте хотя бы в одном экземпляре, и присела на стул. – Он о тебе очень хорошо отзывался (я напряглась). Интересно посмотреть, насколько ты изменилась. Давай к доске и расскажи вкратце о Второй Мировой по плану: причина, участники, основные события, последствия. Смирнова, а ты на доске карту Европы нарисуй и укажи все битвы. Сазонова, возьми Тихоокеанский регион. Леонов, все даты, что помнишь, на доске напиши. Вперёд. Остальные, готовьтесь к вопросам.
И пара прошла так быстро, как это вообще возможно, если ты один из главных участников действий. Света не была такой строгой, как обычно. Сегодня она в прекрасном настроении, хотя, как призналась сама, работать совершенно не хотелось. Мы успевали теоретически пройти всю программу до экзаменов, но поторопиться следовали бы. Даже с нашим курсом истории – пять пар в неделю.
К слову, субботу нам не освободили, как в первом семестре, считая, что все предметы, что надо подтянуть, мы уже подтянули (раз дожили до второго семестра). Но теперь по субботам нам поставили спец предмет. Т.е. историю. Две пары. Итого семь часов истории в неделю.
«Ужас», - скажете вы.
«Я с отцом это время в день тратила на дискуссию», - отвечу я.
Мы действительно могли сесть после завтрака с отцом на веранде на даче и обсуждать НСДАП, к примеру, прерываться на обед, а затем – и на ужин. Братья такого штурма не выдерживали, потому то приходили, то уходили. Варя же обычно крутилась на кухне с мамой. Да и не любила она подобные беседы. Я не скажу, что всё время могла сохранять внимательность, иногда и лажала, но те поучительные моменты надолго запоминались. В итоге благодаря отцу я могла долго сосредотачивать внимание на какой-то теме, даже если буду очень уставшей.
Как рак
вцеплюсь клешнями
и не отпущу
до самой смерти.
- Я и забыла, какая она классная, - Абрамова сидела на парте Женьки (первой), скрестив ступни.
- Да, практикант ей всё-таки уступает, - я же устроилась на первой парте своего ряда в той же позе.
- Ещё бы, он же не хвалил тебя так, - к нам подошла Ксеня, но смотреть на меня она не собиралась. Боялась, наверное, что в камень обратится, если взглянет в мои глаза.
- Ксюш! – зато Абрамова среагировала, ведь Кравец смотрела именно на неё.
- Что Ксюш? Я думала, вы не общаетесь, - а вот и собственнические претензии. Сейчас будет разбор полётов.
- А я не могу общаться с Катей? – самолюбие Абрамовой взыграло. Вернее, Кравец случайно взыграла на её самолюбии. – С какой стати?