Собственно, первым уроком у нас было право, которое ввели в этом году. И могу сразу сказать, что внимание преподавательницы своими знаниями я привлекла, только благодаря двоим «апостолам». На перемене Ксеня подсела ко мне, потому что на парах я любила сидеть одна, класть сумку на стул рядом, и порой на сумку я клала и колено, заставляя сидящих на соседнем ряду одноклассников лицезреть подошву своих туфель. Задвинув стулья передней парты (и, по сути, являющейся первой) Оля подошла ко мне с делом:
- Слушай, я тут от Болонки узнала, что практикант наш – парень, и он тот ещё орешек. На первой паре загонял их вусмерть.
- Да не дрожи, - коснулась легко её запястья, - вряд ли на первой паре станет гонять. Знакомство же и всё такое. Может, они его раздраконили чем-то?
Оля пожала плечами и в полной неопределённости пошла обсуждать это с Ларой и Женькой.
- Кать, а что если он, правда, зверь? – всегда она трусиха в такие моменты, думает о самом худшем. Ей-богу, как самая обычная отличница.
- Кравец, успокойся. Я вызовусь вместо тебя, если тебе от этого спокойнее, - и то ли мои слова, то ли тёплая улыбка, но Ксеня воодушевилась мной.
Раздался предупредительный звонок, за пять минут до начала пары, и мы с подругой расстались: она села на третью парту, позади меня, а я спустила сумку на стул и закинула колено. Галдёж привычно стихал, а дверь то и дело открывалась. Входили то наши, то не наши, перепутавшие аудиторию, то преподаватели, которые искали учеников. Но за минуту до звонка в аудиторию вошёл мужчина. Хотя правильнее его назвать парнем. Или всё-таки мужчиной?
Высокий. Стильный. Шатен. Очень тёмный шатен. Худощавый. Уши топорщатся. Побрит. Не окольцован. Часы классические. Очень дорогие кожаные ботинки. Даже блестят. Да и он сам весь… светится, что ли? Пока я увлеклась рассмотрением и практиканта, и его внешнего вида, Ксеня дёргала меня по плечу. Весь с иголочки такой. Белая рубашка в мелкий синий цветочек, лазурный галстук, кардиган нежного небесного цвета, брючки очень светлого розового цвета и в тон поясу ореховые ботинки. Аж голова закружилась от такого стильного… я так и не решила: называть его парнем или мужчиной.
Пока поворачивалась моя голова, взгляд пробежался по восхищённой Ольке, которая тащится от стильных взрослых мужиков, по Ларе, которая из-под редкой чёлки рассматривала его, по Косте, Ане, Насте… Все они, как один, сканировали новое лицо в стенах нашего, уже родного, лицея. И это всё за минуту, между прочим, потому что звонка на пару всё ещё не было. А вот лицо Ксени меня удивило, натурально так удивило. Она сидела, досадно закусывая губу, словно мои жертвенные слова и улыбка пять минут назад не возымели никакого успеха ровным счётом.
- Это он, - только и прошептала она, как можно тише, чтобы сидящий сзади неё Костя не услышал (а сбоку, как и у меня, у неё никого не было). На моё вопросительное вздёргивание головой, она продолжила: - Вчерашний Егор из клуба.
Я резко обернулась, стараясь снова увидеть в этом человеке то восхищение, которое было у меня минуту назад. И его не было. Сказочный миг, о котором я всегда хотела слышать от папы, про принца, прекрасного, очаровательного и только моего, прошёл так же резко, как желание жертвенности за Ксюшу. Уже сидя спиной к ней, я осознавала, под какой удар подставила себя, и какой удар ещё ждёт её. Пожалуй, единственное, на что можно было уповать, так это на достаточный уровень алкогольного опьянения у практиканта прошлой ночью. И прежде, чем раздался звонок, я впервые услышала из уст Ксени, молитву. Корявую, не подходящую ни под один канон. Отчаявшаяся подруга услышала только моё «заткнись», и умолкла, потому что религии за всю мою короткую жизнь мне хватило с лихвой. Думаю, что последняя инстанция, за которую хваталась Кравец – это то, что вчерашний знакомый оказался просто очень похож на этого человека.
- Доброе утро, - голос бодрый, чуть резкий и грубоватый, - меня зовут Егор Дмитриевич. В ближайшее время (он с пренебрежением взял в руки мел, засучив преждевременно рукава, и принялся записывать на доске своё имя и дату) я буду заменять Светлану Евгеньевну, пока она защищает кандидатскую. Обращаться ко мне по имени можно будет только тем, кто хорошо знает мой предмет.
- А тем, кому очень хочется? – с улыбкой поинтересовалась Оля, вызвав одобрительные взгляды у большинства одноклассников.
- Если ты хочешь в туалет, можешь выйти, - он ладонью указал на дверь, будто пропускал её вперёд, как истинный джентльмен, и деловито уже продолжил: – А если ты хочешь называть меня по имени, тогда заслужи это. Олимпиада, курсовая на МАН (Малая Академия Наук), доклад сделай или завали вопросами отвечающего домашнее задание. Тогда он получит «три», а ты «5».
- А почему «3»? – раздалось из класса.
- Зачастую, если девушка хочет что-то получить, - практикант бегло осмотрел класс и встал за кафедру, которая стояла прямо перед первой партой среднего ряда, и, упираясь в её борта цепкой хваткой, заканчивал, - то она добьётся своего любыми путями. А вообще, если отвечающий ответит на её вопросы, то я заподозрю сговор, и поставлю обоим «три».
- Вы любите цифру «три»? – Женя, сидевшая за первой партой, прямо у него перед носом, явно чувствовала какое-то перевозбуждение, потому что даже у меня кровь немного стыла в жилах от его властности и горделивости.
- Сделай мне к следующему уроку доклад на тему «Цифра три как магический символ в истории». И не ищи в интернете – там нет такой статьи, - он вёл себя абсолютно спокойно, но от его общения с некоторыми людьми из класса у меня сложилось очень дурное впечатление о нём, будто бы он прессует нас своим авторитетом. Я чувствую, как он давит на нас, хотя вроде бы ничего не делает. И это гадкое ощущение, что он на коне, а мы – букашки-таракашки, мне совсем не нравилось. – Ладно, поступим так. С первой парты по очереди говорите свою фамилию, я вас отмечу, а самые открытые и смелые смогут потом рассказать, чем им нравится история, что-то о себе и всё в таком духе. Желательно, чтобы троечники мне такой информации не говорили, потому что она мне ни к чему. И да, если я не вижу вашего лица, не ленимся, поднимаемся, разминаем кости, чтобы остеопороза не было. Поехали.
- Смирнова Аня.
- Я вроде бы просил только фамилию, - разочарованно бросил практикант едва слышно. – У вас в классе нет однофамильцев, а имена ваши запоминать я не собираюсь.
Резонанс, который совершил характер практиканта, был настолько силён, что теперь я поняла возбуждение Ольки, когда та услышала всё из уст Болонки. У меня зародился не столько страх, сколько странное уважение, что ли. Молодой, а принципиальный, хотя и урод. Не внешне - морально урод. Дать Женьке с первых минут доклад за её любопытство – слишком жестоко. Нет, она подготовит, я уверена, но вот защитит ли. Сомневаюсь, что этот педант так просто её отпустит после того, как она доклад предоставит перед всем классом. Пусть она и не из робких, и за оценку не боится, но для неё история – профилирующая. Она собирается её сдавать на экзамене, поступать в юридический вуз, пусть и смекает она больше в языках, чем в истории. Говорить она умеет, язык подвешен, но такой прессинг даже ей не по зубам.
Чем больше людей отмечал в журнале практикант, тем сильнее Ксюша дёргала меня за плечо. К ней неумолимо быстро подходила очередь, и, брякнув фамилию, парень (мужчина?) не взглянул даже на неё(о, чудо!). Я победно завершала эту детскую перекличку, обыденным тоном и голосом, да и пыл подруги сзади утихомирился, вот только практикант решил задавать вопросы сначала отличницам, а потом уже всем остальным. Хотя начал он традиционно со старосты. И тут, наверное, в первый и последний раз в жизни, Ксеня пожалела, что она отличница.