А пока я пролистывала страницы обсуждения меня, Егора, снова меня, время тикало, и пора было собираться. Там холодно. Дресс-код не нужен. Просто колготки тёплые, джинсы и свитер. Сапожки на плоской подошве вместо обычных, обуваемых в лицей на небольшом устойчивом каблуке. Шапка, шарф и варежки. На выходных можно позволить себе свой любимый домашний комплект, связанный когда-то мамой. И варежки. Я любила перчатки, но эти домашние, немного колющиеся варежки просто обожала.
Пока спускалась по лестнице, телефон звонил, извещая, что Леонов уже ждёт. И хотя я надеялась на несколько минут форы, чтобы привыкнуть к морозу и обдумать свои тезы, Костя уже ждал меня у подъезда.
- Замёрз? Можем подняться, - я осеклась и прикусила губу. Теперь оставаться с ним наедине - как-то неосмотрительно. С Егором, например, мне вообще лучше не оставаться: будучи влюблённой в него, я такие глупости вытворяла, что теперь стыдно.
- Вот этого я и не хотел, - он отвернулся от меня, словно на дороге что-то интересное увидел. Всего лишь проезжающая машина мимо нас, которая даже не поворачивала, а значит, никак не угрожала нам, идущим по тротуару.
- Ты меня сбил с толку, - что за оправдания, Кать?
- Знаю, поэтому не говорил раньше. Да и вчера бы смолчал, - он бросил на меня быстрый взгляд.
- И как долго ты собирался это скрывать? – мне не нравится, что ты от меня секреты таил, что ты мог вести себя неискренне – эта мысль так и вовсе вызывала возмущение, смешанной с грустью.
- Я не собирался тебе вообще рассказывать. Прекрасно жил и так…
- Ты лжёшь, - такие слова, уличающие человека в неправде, всегда в моей голове подсвечивались красным огоньком ярости, но теперь они, похоже, ещё и вырываться наружу стали. – А что если ты с Кравец будешь и дальше? Что если вы будете вместе и в университете, и потом? Ты думал, что тебе, возможно, придётся жить с человеком, которого ты даже не любишь? А думал, что по факту ты её обманываешь своими чувствами?
Я разошлась и неплохо разогрела нашу беседу. Клубы пара вырывались из моего рта и носа и буквально рассеивались во тьме ночной. Фонари освещали улицы, а мы бродили как раз у дорог, чтобы быть в наиболее светлом месте и на утоптанных дорожках.
- Ты всерьёз решила, что я с Кравец только потому, что она напоминает тебя? – прости, что? Ты мне сейчас решил зубы показать и высокомерием блеснуть? Блёснами не обзавёлся ещё. – Кать…
Я не дала ему продолжить. Вернее, просто не захотела слушать, что там дальше будет за этим обращением. Значит, так, да? Вчера всё было не всерьёз. Отлично. Нет, стоп, это замечательно. Просто замечательно!
Я не хотела ёрничать и замечать, что конфуз может решиться сам собой. Он не может. Нельзя лгать о таком. Это же… Аморально. Ты заставил меня поверить, что ты влюблён в меня. Заставил поверить, что ты, как, собственно, теперь и я, обманываешь Кравец. Она ничего не знает. И при этом говоришь, что вот эти вот все чувства несерьёзны? Леонов, ты охренел, мать твою?!
Мы шли мимо дома Ксени. Один дом прямо – и можно просто уходить. Но я хочу уйти сейчас. И плевать, что это в противоположную сторону.
Пока он там что-то говорил, я тупо развернулась и пошла назад. Не хочу идти с тобой рядом. Ты дважды меня обманул. Дважды. Понимаешь, Леонов? Я не знаю, что я с тобой сделаю, если ты пойдёшь за мной. Но ты идёшь. Я слышу, как хрустит снег под весом твоего тела. Под твоими ногами разрушается целостность целой снежной экосистемы. Вот так и ты взял и разрушил моё спокойствие, а теперь пытаешься, даже не извиняясь, возвести его заново.
Хватаешь меня за локоть. Я вырываюсь. Снова хватаешь. Не держи меня. Мне противно. Ты мне сейчас противен. Леонов, впервые за всё то время, что мы общаемся, ты мне противен. Отпусти.
Меня колотит от негодования. Я дрожу. Уже не понимаю, от чего именно: то ли слишком долго на морозе, то ли от внутреннего нарастающего конфликта.
Он прижимает меня к себе, обнимает, гладит ладонью по голове. Даже сквозь шапку чувствую ловкие движения. Когда-то ты уже так делал, да? Я была в этой же шапке, но не важно. Сейчас это не важно. Сейчас я злюсь на тебя и не могу унять дрожь. Я хочу избить тебя и не прикасаться одновременно. Сейчас я хочу, чтобы ты был рядом и не был совсем. Почему я не могу понять твоих поступков? Ты разрываешь мне голову собой. Я боюсь, что начну тебя ненавидеть, но ты мой друг, которого невозможно ненавидеть.
- Не убегай, - голос звучит где-то над ухом, но разносится эхом по всему телу. Низкий, почти шепчущий голос.
Не знаю, почему вспомнила это именно сейчас. Мы ссоримся, ставя упрёки друг другу. Чтобы этого избежать, надо говорить о том, что чувствуем после каких-то поступков. Не пробовала раньше делать это осознанно. Пожалуй, это не манипуляции, не провокации, а что-то ещё – может, как раз это поведение подойдёт к нашим с Костей нынешним непонятным взаимоотношениям?
- Что ты чувствуешь сейчас?
Удивляюсь, как хрипло звучит собственный голос. Я не плачу, но расстроена. Он прав, сейчас я хочу, чтобы меня обнимали. Ты бросил меня на произвол судьбы, кинув в лицо, что влюблён, и всю ту ответственность, что шлейфом вьётся за этим признанием. Весь день я была в компании близких людей, чтобы не чувствовать себя брошенной и сейчас, когда ты сказал, что это не так, намекнул, что мои догадки – слишком высокомерны, что я лучше Ксени, что ты лучше меня, просто не сдержалась. И так последние месяцы слишком одиноки, но под Новый год нужно же что-то менять. Новый год. Что за дурацкий предлог сбросить на него всю ответственность? Остальные три сотни дней на что?!
- Вину. Я виноват, Кать, - он говорил, и я снова слушаю его всем телом, словно всё оно – одно сплошное цельное большое ухо. – Я не знаю, зачем вчера так сказал. Мне нравится Ксюша, но…
- Но ты вспоминаешь, что раньше тебе нравилась я и окончательно путаешься в этом всём, - закончила за него, и на сердце стало ещё тяжелее. Дышать стало тяжело.
Отталкиваю слегка Костю. Мне уже жарко от этих объятий. Сейчас нужен холод, и я не прочь поваляться в снегу. Вот на этой клумбе, например.
Переступила через низенькую ограду и шмякнулась на спину в толстенный слой снега. На клумбах его не чистят, и здесь снег только животными да птицами изучаем. Везде следы их лап. Пофиг на это. Пофиг на время. Пофиг на людей, которые увидеть могут. Мне нужен морозильник, чтобы я могла думать.
Ярость, которая недавно закипала в жилах, загустевала и превращалась и томное бурое месиво. Костя сначала смотрел, а потом присоединился. Правда, его шапка соскользнула, и часть затылка ощутила снег, как есть. Мы лежали слишком близко, чтобы делать ангелов. Мы слышали дыхание друг друга. Мы слышали даже бубнёж из телевизора на первом этаже – настолько тихо было. Машины не проезжали, а трасса находилась через пару кварталов. Слишком далеко, чтобы звук проникал между домами и доносился до наших ушей. Мы могли насладиться тишиной и обдумать всё, как есть. Впервые снег не помогал думать, а мешал. Или это Костя мешал, лежащий рядом.
- Расскажи мне правду, - я нарушила тишину, уставив взгляд в небо. Звёзд не видно. Давно уже не видно их тут.
- Зачем?
- Если я буду знать правду, то смогу меньше тебя ненавидеть, - слова срывались с уст легче спелой малины с кустов.
И он говорил. Сначала - нехотя, потом - с интересом, а потом – увлеченно. Рассказывал, как мы увиделись впервые, потом, как оказались в одном классе, как он обрадовался этому, как он сел сзади нас с Ксеней и постоянно дёргал за косички. У нас на первое сентября с Кравец была традиция – делали косички, как первоклашки. Правда, без бантов уже. 10-й класс тогда был, как-никак.
А потом Леонов вспомнил, как мы впервые прогуляли биологию. Я тогда ему рассказывала, что ненавижу это всё, эту подноготную людей, животных, растений. Мне противно осознавать, что там внутри может быть исследовано кем-то. Обнажаться – не так просто, знаете ли. Мы тогда смеялись и едва не были застуканы замдиректора по воспитательной части. С тех пор знаем, что коридоры во время уроков иногда патрулируются, хотя официально это нигде не прописано. Плановая проверка. Такое заключение мы сделали, прячась уже в пустующем туалете для девочек. Там, сидя на подоконнике, мы рассуждали о том, кем станем. Тогда я узнала, что Костя хочет на экономический факультет и расстроен, что в лицее нет такого направления как профилирующего для класса. История – самое близкое, что было.