— Ладно, это дело давнее, ты о деле говори.
— Я и говорю. Так чем церковь Криата от Храма Исмины отличается?
— Ладно, а как насчет идолов? Вы же идолов себе делаете и им поклоняетесь!
— Идолов? Ну, а что тогда ваши иконы, фрески, гробницы святых, к которым приносят цветочки?
— Так в чем же разница? — спросил Рокетт.
Мелина задумалась, но вскоре нашла ответ:
— Мы верим в Мир, он сам по себе — храм. Мир — не собственность Богов, с которой они что хотят, то и делают, — стараясь формулировать мысли просто и в то же время точно, продолжала Мелина. Получалось, но не всегда. — А Их проявление, как бы Их тело. Это плод Их дел и мыслей, Их любви. Поэтому все вокруг — горы, реки, моря, леса — свято, ибо сотворено Ими. Наша любовь к Богам выражается в любви к этому Миру и жизни в нем.
— Ну, а тьма, холод, мор? А змеи?
— Они тоже нужны. Каждый из Богов, творя Мир, привнес в него частицу себя, каждый и каждая сделали то, что никто больше сделать не мог. Поэтому наш Мирфэйн так пестр и многогранен. Например, не будь в Мире света — он погрузился бы в вечную ночь и зиму, и все живое бы погибло. Однажды, когда Исмина поссорилась с Аргелдебом, и ее заточил в ледяной чертог Лиангхар… Ах, да! Вы же совсем другие истории учите…
«Да, а она наверняка не читала житие святого Криата Эрхавенского!» — догадался Рокетт. Постепенно он начинал понимать, какая пропасть их разделяет. Тезка последней Верховной жрицы кажется, родилась в другой стране, а то и в другом мире — хоть и говорит по-эрхавенски.
— В то же время, Леруа, — продолжала Мелина. — Необходима и тьма, и холод. Если б не было ночи, когда все остывает, солнце испепелило бы все живое. Было бы невозможно спать, мы бы задыхались от зноя. И то сказать, Рокетт — если не будет ночи, когда будет время для любви? А что касается холода — только благодаря ему мы можем понять, как прекрасно лето. Ну, а про Богов самое главное вам рассказывали — только называли их демонами. Конечно, Маркиан много врал, но правду можно отличить.
— Где ты этому научилась? — спросил наконец Рокетт.
— У вас учат всех сразу в школах. А у нас жрецы отбирают самых лучших, и передают знания непосредственно. Именно так мы хранили память о нашей вере, наших героях и Богах. Такой учитель может учить и остальных — но обязательно должен быть наследник, тот, кто унаследует всю полноту знания, а не его обрывки. В том числе и ту часть знания, которую наставник сочтет слишком опасной, чтобы она распространялась бесконтрольно.
— А если учителя поймают раньше, чем обучение завершится?
— Тогда останутся лишь общедоступные знания, те же, которые наставник хотел передать одному ученику, пропадут. Это наш недостаток, мы действительно многое потеряли таким образом. Но самое главное — уцелело. И я — одна из тех, кому поручено хранить это знание. Спасибо, что помог. Ты сберег не меня, а знания о прошлом. Цена им такова, что моя жизнь — лишь песчинка…
Мелина примолкла. Стало слышно, как скрипят полусгнившие перекрытия над головой, свистит ветер в руинах, шелестит заполонившая ночную улицу крапива. Небо затянули тучи, и тьма стала поистине непроглядной. Двигаться впотьмах, даже если бы Мелина могла ходить, стало вовсе невозможно. Но зажги лучинку, не говоря уж о факеле — и в сплошном море тьмы огонь будет виден со стен. Ну, а там уж не составит труда быстренько выслать в нужном направлении патруль. Но и ждать рассвете — безумие. Даже не в том дело, что в развалинах не найти ни воды, ни еды, дня три, если что, можно обойтись. Но днем с городских стен и башен, опять же, любое движение в руинах будет привлекать внимание. Ну, а поставленные на башнях королевские кулеврины темесцев способны накрыть любой участок Нового города.
Рокетт думал, как выбраться из западни — и не находил выхода. Со всех сторон — стены, через которые не перелезешь, а в воротах стоят темесские дозоры. Темесцам незачем прочесывать город: просто закрыть ворота и подождать недельку. Потому, собственно, тут не задерживались надолго даже разбойники.
— Мелина, — произнес он.
Девушка вздрогнула, приоткрыла глаза — наверное, задремала. В который раз Рокетт удивился. Сколько же кошмаров было в ее жизни, что она, как ни в чем не бывало, засыпает. Впрочем, если вспомнить проповеди отца Маркиана, все становится понятно. Жизнь язычника — танец на лезвии меча.
— Что?
— Скажи, под городом нет… подземелий?
Мелина поняла с ходу.
— Конечно. Больше всего под Храмом и Магистратом. В Старом Городе была канализация, она уже два века не действует, и мы бы там не задохнулись. Но тут, в Новом городе, нет ничего. Единственный выход — добраться до Храма, перелезть через ограду… тем более, что туда надо добраться и по другой причине, — таинственно добавила она.