— Довольно, риор Дин-Шамис, — произнесла узница, поднимаясь на ноги.
Затем ухватила стул на спинку и отнесла к столу, где ее ожидал завтрак.
Женщина рассмотрела то, что принес ей смотритель, и усмехнулась — завтрак был изыскан.
— Вы балуете меня, — сказала она.
— И готов много сделать для вас, Ирэйн, — ответил он и сел напротив, как и за день до этого.
Узница мазнула по смотрителю взглядом и покачала головой.
— Чем вы недовольны, Ирэйн?
Женщина не ответила, она глядела на поднос и думала, что стоит отказаться от очередного подношения, что это станет новым витком пут, которые накидывает на нее риор, но тюремная пища приелась настолько, что сейчас вдруг вспомнились булочки, которые пек кухарь в ее родовом замке. Ребенком Ирэйн отказывалась от них, не любила и даже плакала, когда нянька или матушка настаивали. А теперь ее рот наполнился слюной при одном воспоминании.
Лейра гулко сглотнула и отщипнула кусочек от похожей круглой булочки, лежавшей на серебряной тарелочке. Она отправила кусочек румяной корочки с чуть сероватым мякишем в рот, закрыла глаза и тихо вздохнула, наслаждаясь вкусом. Почти как дома, как в далеком и безоблачном детстве…
— Боги, Ирэйн…
Чуть охрипший голос смотрителя ворвался в светлые воспоминания женщины, разом отняв маленькую радость среди окружающего ее сумрака. Она открыла глаза, посмотрела на мужчину и, нахмурившись, опустила взгляд в тарелку. Узница все-таки начала есть, чтобы спрятаться за этим нехитрым действом от жадного взгляда риора, не отпускавшего его. Глаза она больше не закрывала, даже удовольствия не чувствовала от нежной пищи, о которой успела забыть. Ела больше для того, чтобы поднос поскорей опустел, и смотритель ушел.
— Благодарю, — сухо произнесла женщина, закончив трапезу.
— Если вы хотите какое-то блюдо на обед…
— Нет, не хочу, — резче, чем следовало, ответила Ирэйн. — Не стоит баловать меня, риор Дин-Шамис. Я — узница, и не должна забывать об этом. Госпожа и без того была добра ко мне, позволив больше, чем остальным заключенным. Этого достаточно.
Мужчина усмехнулся. Он откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу.
— Вы не хотите быть мне должной, — уверенно произнес он. — Я настолько вам не нравлюсь?
Лейра коротко вздохнула. Она надеялась, что смотритель уйдет, и они встретятся не раньше, чем придет время для прогулки. Но назойливый посетитель никуда не ушел. Он ожидал ответа, и узница заговорила:
— Вы не свободны, риор Дин-Шамис. Эта связь не принесет ни вам, ни мне ничего хорошего. Мой удел — заточение, ваш — служба. Давайте жить так, как нам велит наша судьба. Для меня нет места в вашей жизни.
— Довольно, — резко ответил Шамис. Он поднялся из-за стола и приблизился к лейре. — Да, я женат, и моя жена находится в Шамисе. Она воспитывает наших детей, и, хвала Богам, что это так. Но я не там, я здесь. И мое сердце со мной. Оно бьется в моей груди, и бьется чаще, когда я думаю о вас, Ирэйн. Вы не слепы и не глупы, потому понимаете, отчего я стараюсь угодить вам и сделать заточение хоть немного приятней. И почему на прогулках вас сопровождаю я сам, вы тоже прекрасно понимаете.
Лейра тоже поднялась из-за стола и отошла к окошку, вновь увеличив расстояние между ними. Она поджала губы и отвернулась, отчаянно отыскивая повод к прекращению опасного разговора.
— Вы дороги мне, Ирэйн, — продолжал риор, неспешно приближаясь к узнице. — В Архон, я влюблен в вас! И что в том, что я желаю быть близок с вами? Вы не девица, я взрослый мужчина…
— Я — узница! — воскликнула женщина, опять увеличивая расстояние между собой и риором. — Мы слишком в разном положении, чтобы говорить о какой-то связи. И я не хочу, чтобы вы использовали меня, как утешение в отсутствии супруги…
— Что за глупость, лейра Дорин! — воскликнул Дин-Шамис. — Вы не нужны мне, как утешение! Если бы мне не хватало постельных утех, я бы уже побывал в Тангоре и нашел там себе развлечение. Мне нужны вы!
— Но мне никто не нужен, — ответила узница, глядя на смотрителя крепости. — Прошу вас, оставьте мне мое уединение. Что бы ни руководило вами, это не приведет ни к чему хорошему. Не нужно ваших даров и признаний. Найдите себе иное развлечение, а меня оставьте в покое.