— Марат, мы… ты хочешь раз… — на выдохе, — развода?
Он хмурит брови и, хмыкнув, запускает пятерню в волосы, словно выискивает причину моей инициативы.
— Нет. А ты захотела со мной развестись?
Мотаю головой. Уж чего, а уйти обратно в родительский дом, от которого у меня мурашки до сих пор, я точно не хочу.
Чувствую, как в пальцах начинает покалывать, да и он ещё спрашивает:
— Тогда почему ты заговорила об этом? Что-то не так?
Да ещё бы!
— Да, я хочу, чтобы ты… — перехожу на шепот, — сделал… ребенка… мне.
Который удержал бы его и спас бы меня? Такое себе заявление.
Но он всё-таки расслышал.
И сейчас, приподняв одну бровь, шумно выдыхает и почти позволяет себе рассмеяться. Мне хочется его одёрнуть, но я, конечно, молчу.
— Так, я, — прикусывает губу, хмыкнув вновь, — правильно тебя понял?
Я киваю, а он задумывается.
— Ого, ну хорошо. Я подумаю об этом.
— Нет, — почти кротко перечу я, — сегодня… пожалуйста.
Иначе кто знает, когда он опять исчезнет и с какими мыслями приедет в следующий раз.
3 пёрышко
Я смогу на это решиться?
Плохо удерживать ребенком. Даже то, что мы муж и жена уже столько лет, не даёт и не давало мне права на это. Но я… я хочу что-то для него значить? Или для себя самой? Иметь под сердцем свою частичку… и его, конечно. Мне не нужно, чтобы он жил с нами, я и сама прекрасно справляюсь. Всё будет так, как есть. Я воспитаю его сына или дочку, а он будет папой, появляющимся раз в год на месяц. Что в этом плохого? Все интересы учтены. Он придерживается своей линии жизни, а я своей. Мне нравится!
И по сравнению с моим детством такая альтернатива просто прекрасна. Да и Марат никогда никого ни к чему не заставит. Он другой, не как мой отец. Совсем другой. И едва ли ради собственной выгоды он познакомит свою почти восьмилетнюю дочку с двенадцатилетним мальчиком, сказав при этом ей: “это Марат, на других не смотри, а то убью”.
Итак, он дал согласие. Я вылетела из его комнаты тут же, пробормотав что-то про сегодняшнюю ночь, и как же это… тревожно!
Вбегаю к себе, закрываю за собой дверь, будто он пойдёт следом. Спотыкаюсь о ковёр, но всё-таки дохожу до того самого шкафчика с нижним бельём. Долго копаюсь, раздумывая, на что решиться. Я не знаю, что ему бы понравилось. Спрашивать об этом? Даже если это всего один раз вместе…
Выбираю самое несвойственное мне, самое неожиданное — алый комплект с портупеей, я увидела его недавно в торговом центре, когда ходила покупать в соседнем салоне новые кисти. Просто не смогла пройти мимо, не понимая, зачем такой развратной красоте таиться в моих ящиках. Ну что ж, возможно, пригодится.
Ухожу в свою ванную и долго привожу себя в порядок, наношу масочки, крема, масла, скрабы. Мне хочется быть красивой… возбуждающей, как во всех этих книгах и фильмах с цензом, которые мне всегда запрещалось читать и смотреть. Но я “давно взрослая девочка” и слишком долго живу одна.
Вычищаю кожу, пытаясь очистить разум, повторяющий, что всё это плохая идея и так в нормальных семьях точно не делается.
Но мы не семья. И уж точно не “Нормальные”.
Выхожу к себе, сушу волосы феном и бросаю ещё один взгляд на небольшую коробочку из фирменного магазина. Нет, если тянуть, я так никогда не решусь.
Сажусь на кровать, скидываю полотенце, отгоняя от себя скользнувший по плечам холод. Достаю лиф, который можно было бы счесть вполне пристойным. Ну подумаешь — алое кружево, что в этом такого? Самоубеждение срабатывает, но ненадолго.
Портупея, переходящая в трусики, цепляется тонким ремешком на талии, стекает к ягодицам ещё одной застёжкой и очерчивает каждое бедро. Ну что ж, я подтянула каждый ремешок и пока даже не струсила. Выглядит… пригодно!
Сверху накидываю атласный халат молочного оттенка. И хоть он прекрасен и длина его не превышает колен, всё же, укутавшись в нем, можно сделать вид, что ни за чем смущающим я не иду. А зачем иду? Ну, возможно, за солью. Я устала быть сожителем.
Точнее не так, я хочу разрешить всё это и дальше жить здесь спокойно.
Пока красуюсь раздаётся дверной звонок. Слышу, что Марат выходит сам, и почти молюсь Аллаху, чтобы позвонившие не были незваными гостями, хотя и им мы всегда обязаны быть рады. И я буду рада, как прилежная жена, но придётся переодеться и потом выбросить все эти пошлости из головы.
— Это доставка, — возвращаясь обратно, поясняет он для меня, замершей за своей стеклянной дверью.