До вечера я провалялась в келейке на соломенном тюфячке. А вечером за мной пришли сразу три монахини и сладкими голосами стали рассказывать, что долг их монастыря — помогать страждущим и заблудшим. И коли страждущая душа выразила желание постричься, так не им вмешиваться. Мать Елена велела им приготовить меня к ночному постригу. Мне все это не понравилось. Особенно то, что одна из них сказала:
— Не бойся, сладенькая, тебе должно очень понравиться. Пойдем-ка с нами. Ты должна быть чиста душой и телом, когда предстанешь перед нашей настоятельницей и Господом.
Ничего себе. Предстать перед Господом всегда означало угодить в рай. То есть попросту на тот свет. Но ведь Компания не имеет права убивать людей! Это настоящее преступление! Массовое убийство! «Ну ты смешная, — Дэш, до поры до времени сидевшая смирно, вдруг пробудилась и принялась мерзко хихикать. — Между прочим, многие преступления замаскированы под вполне невинные и гуманные дела. Ты что, первый день на свете живешь?» Возразить было нечего. Новая история, в которую я вляпалась, внушала мне достаточно серьезные опасения. Однако спешить не стоило. Посмотрим, что представляет из себя постриг.
Монахини отвели меня в купальню, где мне было велено сбросить одежду и войти в бассейн, полный воды. Вода была очень неприятная — тепловатая, почти остывшая. Лучше уж совсем холодная. Я мужественно торчала в ней сколько велено, потом вылезла, меня положили на деревянную скамью и принялись натирать душистым маслом.
— Что, масло прибавляет новопостригающимся святости? — спросила я толстую монахиню, которая как раз трудилась над моей правой ногой.
Монахиня подняла на меня бессмысленные глаза. Она дышала как-то странно, и меня внезапно осенило: они же все тут лесбиянки! Боже праведный, только этого мне не хватало! А мать Елена, видимо, решила таким образом утешить меня в моих «страданиях». Ну ладно, Дэш, погоди, что-нибудь придумаем.
Монахиня между тем молча продолжала массировать меня, то одну ногу, то другую, продвигаясь все выше и выше. Будь она мужчиной, возможно, мне это и понравилось бы. Но она была женщиной. К тому же толстой и совершенно непривлекательной. Я попыталась сбросить с себя ее руки, но кожа была скользкой от масла, монахиня чуть усмехнулась и впервые разлепила губы.
— Раздвинь-ка ножки, малышка, ты должна благоухать везде. Не бойся, это очень приятно, — у нее был низкий хрипловатый голос. Тут уж я не выдержала. Рывком вскочила. Схватила свою одежду — монахини не позаботились спрятать ее — и как была, голышом, выбежала в коридор.
— Куда же ты, погоди! — толстуха ковыляла за мной. — Погоди, вернись же. Чего испугалась?
Догонять меня она, однако, не спешила. Возможно, мать Елена ничего не знала о ночных приготовлениях. Возможно, монахини просто хотели до нее полакомиться свежим кусочком, который сам на зуб пришел. Так или иначе, но я без приключений добралась до келейки, оделась и свернулась калачиком на узком ложе, пытаясь согреться.
Долго лежать мне, однако, не дали. Монахини снова пришли за мной и велели идти с ними в большой монастырский собор.
В соборе было светло от множества свечей. Я невольно залюбовалась внутренним убранством — богато, красиво. Видно, Компания не поскупилась, возможно, это все настоящее, привезено из Европы или еще откуда. Мать Елена стояла в окружении старших монахинь на небольшом возвышении.
— Да приимет Господь в лоно свое новую сестру нашу. Помолимся для начала, — она грузно опустилась на колени, роскошное одеяние ее чуть распахнулось и я с ужасом поняла, что под ним ничего нет. Кроме обнаженного тела матери Елены, блеснувшего между складок. Мать Елена снова посмотрела на меня своим странным обволакивающим взглядом.
— Подойди ближе, дитя мое. Помолимся вместе.
Я шагнула вперед на дрожащих ногах и неловко задела большой поднос со свечками. Поднос с грохотом свалился на пол, свечки раскатились и потухли.
— Извините, святая мать, я сейчас все исправлю, — пробормотала я. Кое-как собрала свечки, водрузила их обратно на поднос, и совершенно автоматически вытащила зажигалку. Один щелчок — и святые сестры с ужасом завопили:
— Что это?
— Это дьявол во образе невинной девушки!
— Вы видели? Она высекла огонь прямо из пальца!
— Где стража! Позовите стражу!
Мне стало весело. Ну надо же — как я раньше не сообразила. Попалась на удочку Джека. «Спрячьте и никому не показывайте!» А Компании только того и надо, чтобы не показывали. Чтобы сопротивлялись, но втайне. А я не буду втайне. Вернее, не буду вовсе.