— Охотно верю, что пальцем не притронулись. Убивать сподручнее не голыми руками. Палкой, камнем, вон тем ломиком хотя бы. Верно?
— Тот лом… — Сергей явно занервничал. — Да я не знаю ничего, да он с зимы стоит…
— Ладно, пойдемте уже к вам, а потом и к приятелям вашим, — ласково сказал Самойленко. — А то время обеденное. Вы так и ужин пропустите.
— Дома-то что вы у меня искать будете? Мать пугать…
— Какой вы, однако, заботливый сын. В принципе, говорить не положено, но раз вы сами не можете догадаться, скажу — пятна крови, инструменты и прочее. Возможно, вы не так глупы, чтобы хранить улики дома, но что-нибудь да найдется.
И тут Спиридонов неожиданно успокоился. Вздохнул с явным облегчением, выпрямился и сказал:
— Да ищите, сколько хотите. Свое время только потеряете.
— О нашем времени не тревожьтесь.
— Ребята, — позвал Калашеев. — Ребята, мы идиоты. Смотрите — пруд! Вы поняли?
Все обернулись к небольшому, покрытому ряской и заросшему по краям жесткими стеблями рогоза водоему.
— Ну, вы поняли? — с ноткой торжества повторил оперуполномоченный. — Самое то — концы в воду и никаких следов.
Единственным человеком, который не догадался, что имел в виду опер, остался свидетель Спиридонов.
— Почему не заливали, вы имеете в виду? — спросил он. — Ведра внутри остались, попробуй вытащи. В таком-то пекле. Да если бы я там был, он бы тоже не сунулся меня вытаскивать.
— Он бы как раз-таки сунулся, — пробормотал Черкасов, — он был лох первостатейный.
Калашеева, похоже, несколько обескуражила невозмутимость свидетеля. Все же он сказал:
— Пруд надо обшарить, ребята. А вдруг?
— Да вы что, думаете, там труп лежит? — сообразил Спиридонов. — Ищите-ищите, нету там ничего.
— А мы проверим, — пообещал Калашеев.
— Разделиться надо, — задумчиво сказал следователь. — Кто-то на обыск, кто-то на пруд.
— Ох, ну ладно, я прудом займусь, — вздохнул Калашеев. — А вы с Иванченко обыском, если что-то подозрительное есть, Алексей точно заметит.
— За доверие спасибо. Миш, — обратился старлей к судмедэксперту, — я понимаю, ты не сыщик, но не в службу, а в дружбу — поможешь Максу?
— Да конечно, о чем речь. Леха, ты о язве своей помни, у меня там в машине пакет желтый с обедом. Возьми, тебе голодать нельзя.
— Спасибо.
— Понятые нам нужны, — забеспокоился следователь.
— Ну, с этим проблем не будет, — старлей обратился к Черкасову: — Пойдете с нами, дядя Саша?
— Да пойду, раз такое дело.
— Ну вот, а вторым понятым можно соседку тамошнюю взять, Дину Мироновну, она бабушку мою знала по отцу. Адекватная старушка, бывшая малолетняя узница, нос не в свои дела совать не будет.
— А мы к пруду, — Калашеев поудобнее перехватил жердь. — Я уверен, что-то там да найдется!
— Ты гений, Макс, — без особого энтузиазма пробормотал Данилов, — иди первым.
Солнце еще высоко стояло на небе, но заметно сдвинулось к западу — долгий июньский день переходил в вечер. Следователь Самойленко устало опустился на завалинку. Вытащил из кармана пачку сигарет, начал рыться в поисках спичек.
— Черррт… Потерял или забыл… Леша, вы курите? Ах да, у вас же язва.
— Не курю, но спички есть, — Иванченко сел рядом и протянул следователю коробок. — Эх, облажались мы с обыском.
— Или они слишком хорошо скрыли следы. Выбросили топор, например.
— Да что ж по-вашему, у того же Спиридонова два топора? Он алкаш, а не плотник. Да и… пожалуй, погорячился я днем. Это не те люди, чтобы убить.
— Даже случайно? — резко спросил следователь. — В порыве ссоры, знаете, убийцей может стать кто угодно — и вы, и я.
— Нет, просто они бы вели себя по-другому. На моей памяти немало таких случаев, обычно пьяницы тупо все признают. Оправдываются тем, что ничего не помнят и бес попутал. И так странно скрывать следы… я просто ничего не понимаю. Убрать труп, но оставить обувь и армейский ремень.
— Ну, в общем-то да. В такой ситуации проще всего было бы не говорить, что он вообще с ними был. В баню шел, отошел покурить, больше ничего не знаем. Хотя чаще всего к видевшим пропавшего последними цепляются, они должны это понимать, если ум не совсем пропили.
— Вон и Максим, — участковый кивнул на дорогу. — Может, он что нашел.
Но обескураженный вид опера говорил об обратном. Калашеев, растрепанный, раскрасневшийся, в помятой и испачканной одежде, казался много моложе и выглядел старшеклассником, не прошедшим полосу препятствий на «Зарнице».
— Ну что, Максим?
Оперуполномоченный молча помотал головой. Взял предложенную следователем сигарету, закурил.