— Ты приехал, да?
— Конечно, а то как бы я тут был. Коль, а что ж вы меня с собой не взяли? — в голосе мальчика было искреннее огорчение.
— Возьмет, — пообещал Коля. — В этот раз видишь, никак не получилось, но Алиса еще куда-нибудь полетит и тебя возьмет.
— Ну ладно. Вы же голодные, наверное? Я вам кашу варю.
— Какую?
— Овсяную.
— Молодец. Будешь… ну, кем-нибудь ты обязательно будешь.
— Виктор Михалыч заглядывал, сосед. Звал потом всех на пироги и спрашивал, не надо ли чего.
— Отдай ему куртку оранжевую, — сказал Коля, укладывая голову на локоть. Секунду отдохнуть…
— Какую? Здесь нет.
— Ну, значит, на «Пегасе» осталась, — пробормотал Коля, отключаясь. Но проспал он недолго и почти сразу подскочил.
— Кир! Сколько я провалялся?
— Минут пятнадцать. Алису будить?
— Не надо, пусть спит, — Коля поднялся на ноги. Прошел в прихожую, остановился перед зеркалом, пригладил волосы. Вид как вид. И брать ему с собой нечего.
— Ты уходишь? — Кир остановился в прихожей.
К горлу неожиданно подступил комок. Молодой человек только молча кивнул.
— А ты же вернешься еще?
Коля помотал головой.
— Н-нет, не думаю. Но я постараюсь, ладно? Давай пять.
Он крепко стиснул мальчишескую ладошку.
— Береги сестру. И вообще этот… мир. Хорошо?
Кир кивнул с самым серьезным видом:
— Обещаю. А ты куда сейчас?
Коля на секунду замедлился с ответом. А будто Алиса не поймет, куда…
— На стоянку флипов. И к Институту времени.
32.
…Кому-то может показаться странным радоваться, покидая Благословенную Землю, но я был готов танцевать и петь от счастья.
И не имеет значения, какая придет боль, я чувствую, что могу с ней справиться.
Медленно потухающее облако космического газа и пыли окружила целая армада кораблей — ученые, службы безопасности, военные (из мест, где они сохранились), временщики. Все надеялись что-то найти, но пока что, кажется, их надежды не переходили в разряд сбывшихся.
Показания бортового компьютера «Пегаса» изучили вдоль и поперек и разобрали на биты за неимением атомов. Определить это позволило только, что поле забвения имеет неизвестную природу, необыкновенную мощь и что (вот это была замечательная новость) большинство производимых им физических воздействий обратимы. Была надежда, что что-то рассказали бы Крыс и Весельчак, но оба авантюриста как в воду канули. Их след затерялся на Палапутре, где в тот день угнали несколько торговых кораблей. Какой из них конкретно похитила знаменитая криминальная парочка, так и не установили. Галактический патруль лично начесал холку за разгильдяйство планетарным правоохранительным органам, однако делу это не помогло.
Астрономы, забросив все неотложные дела, в срочном порядке изучали звезды, ставшие сверхновыми за последнюю сотню тысяч лет, а таких набралось немало. Некоторые попали под подозрение, как уничтоженные Странниками. Родное солнце претендентов на мировое господство пока не нашли. Кто-то высказал предположение, что засланный в будущее объект и был этой самой звездой со сферой Дайсона вокруг, и был обсмеян — светило при таком раскладе получалось совсем крошечным.
Биологам так и не позволили подлететь к Каштанке, отчего те кусали локти — зародившуюся теорию, что фирециллы являются потерявшими память разумными существами, не получалось ни подтвердить, ни опровергнуть. Археологам повезло больше — и они увлеченно разбирали разрушенную базу Странников. Патруль разумно не мешался у них под ногами, а результаты исследований передавались в Галактический центр. Но животных охраняли как зеницу ока.
Биологи возмущались и писали жалобы. С одной из таких бумаг в Галактический центр полетел профессор Селезнев. Дочь его не сопровождала. Она эти два дня находилась то в офтальмологическом отделении, то в Институте времени.
Зрение у Пашки восстановилось достаточно быстро. Даже Мария Тимофеевна, поохав и повыносив мозг всем врачам и медсестрам приличествующее для таких случаев время, согласилась, что все могло быть гораздо хуже и что Пашка в очередной раз отделался легким испугом.
Несмотря на все уверения Алисы, что он нисколько ее не стеснит, оставшиеся до возвращения дни Коля Герасимов прожил в Институте времени. Ричард ходил с загадочным выражением лица и отказывался что-то рассказывать. Алиса все равно сделала оптимистичные выводы — потому что за самоуправство ее никто не отчитывал. Об участи великого итальянского гения Темпест тоже молчал как рыба. И это, скорее всего, означало, что первая проверка по Радуге дала красный цвет.