— Не думаю, что это хорошая идея, — ЧанСоб активно замахал головой. — с людьми старше нужно вести себя вежливо и угодливо. Иначе можно нажить себе большие неприятности!
— Но ты же сам… — хотел напомнить ИльХун, но друг не стал его дослушивать, подняв руку.
— Я просто пошутил тогда. Нельзя всё так просто брать на веру.
Сдерживаясь из последних сил, ЧанСоб перевел тему на выступление, но перестать думать о ДжеНе уже не мог.
Осень
Сутки ползли медленно, как расплавленный сахар, который едва тянется, да ещё и быстро застывает. Ни репетиция, ни беседы с товарищами и ни переезды из одного места в другое не могли отвлечь ЧанСоба от мыслей о том, как дальше поступит ДжеНа? Он с тайным страхом клал руку на свой рюкзак, желая нащупать, как вибрирует его мобильный, не веря, что женщина не звонит. Просто он может не слышать звонка. Но звонка не было. Как обойдётся с ним мадам Ю? Бросит, добившись? Забудет, унизит и растопчет? Приехав вечером, ближе к ночи, в общагу, ЧанСоб представлял себе грозные картины искупления, расплаты за наслаждение; ДжеНа войдёт в их зал и, назвав его толстым и неуклюжим, скажет, что хуже ей ещё в жизни ни с кем не было. Возьмет за руку ХенЩика и демонстративно его смачно поцелует.
Парень зажмурился до светящихся точек в глазах, до рези, отгоняя кошмар. Делая вид, что играет в мобильном, он не выпускал его из рук, чтобы не пропустить звонка. Забравшись в свою кровать и накрыв подушкой подобранные ноги, ЧанСоб положил поверх телефон и развлекался в нем. Он до сих пор помнил тот миг острого неясного чувства, когда ДжеНа позвонила ХенЩику и он обмер. Наверное, ему давно хотелось отношений, но он не хотел себе признаваться в этом. Он так сторонился женского пола с отрочества, что и мысли не допускал близости до… до какого же момента он собирался терпеть? Быть ему вечным мальчиком, если бы не ДжеНа. Перед внутренним взором возник её силуэт, который он обнимал прошлой ночью. Было плохо видно и темно, благодаря ему же самому, но от этого в спальне разлилась такая интимность, что дыхание шепота превращалось в страстный крик. Ладони ещё помнили гладкость бедер, аккуратность груди, крепость переплетенных пальцев и жесткую упругость уложенных, но растрепавшихся локонов. ЧанСоб закрыл глаза, до боли крутя пластинку этого воспоминания. Он бы сейчас полжизни отдал, чтобы повторить всё вновь, чтобы это не было первым и последним разом.
Телефон затрезвонил, испугав его, и юноша подкинул его вверх, тут же начав ловить, но сотовый словно превратился в выловленную рыбу из реки, скользкую и брыкающуюся. Подскочив, он уронил подушку на пол и, наконец, одолев свою мобилу, ЧанСоб увидел на экране имя ДжеНы. Задыхаясь от счастья, но пытаясь не показать вида, он вынесся прочь, в подъезд, чтобы никто не мог подслушать разговора.
— Алло? Да, я слушаю, — протараторил он нервничая.
— Привет, мой сладкий, — женщина была весела и рада не меньше, чем он. — как ты?
— Хорошо! Хорошо, — зачем-то дважды сказал он. Теперь всё было замечательно. Она не пропала, она объявилась. Он слышит её голос, не потому что позвонил сам и навязывался, а потому что она всё ещё стремится к нему сама.
— Я соскучилась, — сладко призналась она, и по душе разлился приторно-пьянящий шербет. — а ты?
ЧанСоб стал мять зубами губы, не решаясь быть честными, не желая меняться из-за неё и терять себя до конца. Но разве мог он теперь отталкивать её, когда вся душа рвалась навстречу, как волна хочет накатить на берег. Он должен признаться. Но и должен не позволить ей торжествовать победу.
— Нет, — стараясь придать голосу уверенность, ответил парень.
— Врёшь, — засмеялась ДжеНа.
— Нет, правда, — ЧанСоб стукнул себя по лбу. А если она обидится? Почему ещё пару дней назад он не думал о том, как воспримет его замечания мадам Ю, а теперь следил за каждым своим словом, боясь всё испортить? Этими нервными переживаниями испортить всё куда легче. — некогда было скучать. Мы выматываемся.
— Бедняжки, — женщина удрученно вздохнула. — ладно. Пусть ты не соскучился, но увидеться-то ты хочешь?
— Да! — не думая воскликнул ЧанСоб, и ДжеНа залилась смехом громче. — Ну, если ты настаиваешь.
— Прелесть ты моя, конечно же я настаиваю! — от каждого звука, слетавшего с её губ, у него вздрагивали поджилки, напрягались скулы. Ей нравится интрига, она любит биться, поэтому нельзя делать так, как теперь хочется самому: отвечать на её ласки, говорить нежно и бережливо. — Я завтра заеду в китайский ресторанчик, куплю обед и приеду к агентству на стоянку. Сделаю дозвон, и ты выйдешь, хорошо? Потому что увозить тебя, конечно, далеко я не могу. У вас ведь гора дел и съемки.