ЧанСоб увидел рядом с подушкой две коробки в цветной фольге. Интуитивно он угадал, которая из них была от ДжеНы. Протянув руку и задержав её над подарком, парень осторожно решился и подтянул его к себе. Сверху была записка, на которой он мельком разглядел почерк бывшей любовницы и не стал вчитываться. Взяв его в руки, он поднялся и, дойдя до мусорной корзины, швырнул его в неё.
Первое время он просто не брал трубку, отключая звук. Постоянные репетиции и разъезды часто не давали по нескольку часов смотреть на телефон, облегчая его участь. Но ДжеНа была настойчива. Она звонила и звонила, желая поговорить. О чем? ЧанСоб не представлял, что ей сказать. Она стала чужой, не той, не его любимой. Он будто оказался в прошлом, где мадам Ю настырная и похотливая наглая женщина, от которой ему хочется поскорее избавиться. Звонки не прекращались в течение четырех дней, и он воспользовался услугой черного списка. Теперь за него делать работу будет техника. Пусть ДжеНа до бесконечности слушает гудки, будто занято, или абонент вне зоны действия сети, или тишину — без разницы. Его это больше не волнует! Поставив на зарядку телефон, ЧанСоб задремал, стараясь смириться с тем, что больше на экране не появится её номер с её фотографией. Больше он не будет испытывать соблазна поднять и выговорится. Больше их ничего не свяжет. Но ненависть… она жгла внутри, даже когда никого не было рядом, даже когда его уже никто не тревожил. Если бы можно было превратить всю злобу в птицу и выпустить из клетки своих мыслей. Он не хотел ей зла. Он не хотел хотеть ей зла. Но дни шли, а попытки забыться и простить были тщетными.
На пятый день случилось то, чего он боялся. Она приехала к общежитию, чтобы поговорить. Он выхватил взглядом фиолетовый BMW, стоявший чуть в стороне, моментально. Она стояла у него и сорвалась с места, чтобы подойти, но ЧанСоб растолкал всех и влетел в микроавтобус. Все это видели. Уже все понимали и знали каким-то образом, что произошло. Ему казалось, что он вывернут наружу, просвечен рентгеном и перманентный стыд охватил его, как пламя костра, охватывающее приговоренного к сожжению. За собственную трусость, за невозможность ничего изменить, за слабость и наивность, заведшую его в подобное положение. Никто другой из них не оказался бы на его месте. А он глупец.
Сев подальше от окна машины, он уткнулся в плеер и не поднимал взгляда, вставив в уши наушники и врубив музыку почти на всю громкость. ЧанСоб не хотел видеть ДжеНу. Никак, никогда. Даже мелькнувшая её тень заставила душу выкрутиться и застрадать. Он не должен знать во что она одета, как сегодня накрашена и как уложила волосы. Забрала ли или слегка приподняла? Или сделала замысловатую прическу с косым пробором? Или распустила локоны, как он любил, когда они лежали на подушке… Ничего этого он знать не желает!
Кто-то из его товарищей украдкой выглядывал на женщину, кто-то не замечал её из солидарности ЧанСобу. ИльХун не смотрел на неё, потому что ему тоже было совестно. Он ничего не знал и задним числом осознал, какой совершил громадный промах. Он стал тише, незаметнее и старался всё свободное время уходить из общежития к своей девушке. Не то, чтобы не теребить драму в сердце товарища, не то, чтобы исправить содеянное перед НамДжу, которая не узнала ни о чем и могла продолжать любить его.
На этой же неделе он не смог избежать столкновения. Она поджидала его внутри агентства, возле раздевалки, перед репетицией. Парни, продолжавшие мучиться от гнетущего ощущения свидетельствования чего-то нехорошего, ускорили шаг и растаяли за углом. Все понимали, что бесконечно так продолжаться не может. ЧанСоб, как бы ему того ни хотелось, тоже смирился с тем, что один разговор ему ещё вынести придется.
— Здравствуй… — робко начала женщина. Молодой человек смотрел перед собой, в стену, а она стояла сбоку. Но, как он не пытался абстрагироваться и не присматриваться, даже уголок его глаза разглядел, что она была в джинсах, простых утепленных кедах; «Боже, где же её каблуки?!» — проскочила вспышка в голове. Волосы зачесаны в хвост. На лице, или это мираж, но, кажется, нет макияжа. Лицо само тянулось в бок, но ЧанСоб упорно держал его прямо.
— Здравствуйте, — приглушенно ответил он.
— ЧанСоб… я знаю, что ты сейчас думаешь и чувствуешь… — ДжеНа даже говорила по-другому. В её контральто исчезли переливы, и остался ровный грудной тон. — но постарайся понять, что сейчас внутри меня происходит! Я раскаиваюсь! Я никогда в жизни ни о чем не жалела, а сейчас жалею! Слышишь? Я ненавижу себя за то, что я сделала!
— Мне жаль, что это доставляет Вам дискомфорт, — ЧанСоб поджал губы. Ему хотелось начать ругаться не переставая, кричать ей в лицо, но нет. Он не позволит себе этого.