— Куда ты собрался? Нам через час уже на репетицию собираться!
— Плевать! Дай мне адрес, слышишь меня? — он опять грозно схватил ХенЩика за свитер. — Я никуда не поеду, пока не увижу её! Ни на какую репетицию! Отвези меня к ней!
— ЧанСоб…
— Вези! — гаркнул он. Друг сдался, сев обуваться. — Подожди тут!
Парень забежал на кухню и кинулся к мусорной корзине. Высыпав её содержимое на пол, он быстро разгреб пустые бутылки, обертки и бумажки, схватив маленькую коробочку, не удостоенную внимания. Он развязал её и откинул крышечку в сторону. Внутри, на белой атласной подкладке, лежал золотой кулон на цепочке. ЧанСоб вытащил его из углубления и поднес к глазам. На одной стороне было выгравировано «Самому красивому», он улыбнулся этому подхалимству. С той первой встречи, что она оскорбила его, она не уставала отрицать свои слова и делать ему комплименты. ЧанСоб перевернул кулон и увидел рисунок разбитого пополам сердца с подписью «Первому». Он стиснул зубы. Когда же глаза перестанут влажнеть от чувств? Первому… ему не хотелось пытаться сосчитать мужчин ДжеНы, которые были у неё до него, но она показала ему, что сердце её заняли впервые. И его же разбили. Он. Первый.
Натянув цепочку на шею и спрятав под пуловер, ЧанСоб выбежал к ХенЩику.
— Поехали!
Постучав по двери палаты, ЧанСоб не стал ждать разрешения и тут же открыл её. ДжеНа судорожно замахала одной рукой в воздухе, разгоняя дым, а другой принялась тушить сигарету в пепельнице, придерживаемую коленками.
— Всё-всё, эта последняя, честное слово! — она посмотрела на вход и замолчала. Застыв с рукой в воздухе, она спокойно произнесла. — а, это ты…
— А Вы, мадам Ю, днище, — ответил ЧанСоб, опершись о косяк. В больничной рубашке, с пластырем на лбу и перевязанным запястьем, она была цела, жива и здорова. И, судя по образовавшимся вредным привычкам, имела тягу к удовольствиям, как всегда. Он выдохнул, будто ему объявили о помиловании перед гильотинированием.
— Что есть, то есть, — пожала она плечами, отставив на столик пепельницу с окурком. — присаживайся.
— Я ненадолго, — однако парень всё-таки взял стул и сел где-то посередине между койкой и дверью.
— ХенЩик сказал? — ДжеНа вертела белую простынку, которой была накрыта, и больно уж не вписывалась своим энергичным и деятельным видом в эти блеклые стены, в эту обстановку бережного отношения ко всему. — Я просила его не говорить.
— Я должен был знать, — отрезал ЧанСоб.
— Зачем? — хороший вопрос. Если он не хотел больше знать о ней, то зачем ему было знать о её состоянии?
— Хочется сказать «но мы же всё-таки не чужие люди», — усмехнулся парень. — но по-моему звучит по-идиотски.
— Ты прав, — женщина взбила подушку за спиной и облокотилась на неё. — ведь ты решил стать мне чужим.
— Болит что-нибудь? — не стал он реагировать на её замечание. Пусть она и в полном порядке, всё же не хотелось начинать ругаться в таком месте.
— Да, вот тут, — ДжеНа приложила руку к сердцу. ЧанСоб снова сделал вид, что не замечает её намеков.
— Сильно разбились?
— Да я-то что! Я всё равно старуха, — она засмеялась. — скоро на кладбище. А не всё ли равно, в каком виде туда явиться? Вот девочку мою жалко… — она увидела испуганный взгляд бывшего любовника. — машину! Я про машину. Весь перед разворотило. Бампер всмятку, фары — осколки, лобовое треснуло. А я… руку вывихнула и головой тюкнулась. Но даже сотрясения нет. Наверное, нечему там сотрясаться уже.
— Ты зачем пьяная за руль полезла?! — не выдержал ЧанСоб и подскочил. Она воззрилась на него удивленно, забито и увлеченно. Легкая радость от перехода на «ты» тронула её губы. — Ты никогда раньше не садилась за руль, если выпьешь! А это что за показательное выступление?
— Я ничего никому не собиралась показывать, — опустила она глаза. И почему-то он ей поверил. Что-то в её осанке и цвете щек, пропитанных одиночеством, сказало, что она безотчетно где-то выпила, села за руль, не думая о последствиях, не думая о себе. А о чем же она думала? ЧанСоб зажмурился, боясь, что послужил причиной всего этого. А если бы случилось что-то более серьёзное? Боже, ДжеНа ребенок ещё больший, чем он! Ей нужен кто-то, кто будет за ней следить. Она вырвала его из страха подозрений. — мне теперь прав не видать некоторое время… придется побегать и заплатить, чтобы вернули.
— Да хоть бы тебе их вообще больше не давали, если ты ими пользоваться не умеешь! — наорал на неё ЧанСоб. В палату заглянул ХенЩик и, бросив «тише», глазами указал на бродящий медицинский персонал. Дверь опять закрылась. ЧанСоб постарался взять себя в руки. — Куришь ты какого черта?