Мое отношение к миру и людям в этой постоянной рефлексии, кардинально изменилось, и это был уже не тихий бунт, а безоговорочная уверенность в своей правоте. Я ждал, когда сыну исполнится семь лет, чтобы покинуть эту тюрьму навсегда.
Они кричали, возмущались, умоляли, но смирились. Если бы я раньше знал, что смирение работает как в одну, так и в обратную сторону, подался бы в бега еще раньше. Как только сын пошел в школу, я их покинул, к тому моменту они уже ждали дня моего ухода.
Свой путь я направил за Урал, в умирающее село Пия: туда перебрался мой уже старый знакомый Митя. Митька сам был с Урала, в городе ничего дельного у него не вышло, вот и решил, наплевав на все, переехать в дом своей прабабки в Пиях.
Митя был рад перебраться в столицу после вуза. Он всегда казался мне особенным. Хоть и был провинциалом, но его интеллект и манеры не уступали нашим, столичным. И если бы не рок-клубы и западные для патриотического строя взгляды, он бы сделал себя в Москве.
Он был самым активным среди нас, рассказывал про те изменения в обществе, которые принесут светлые умы и свободные творческие натуры. За эту излишнюю активность и левые взгляды его и исключили, несмотря на хорошую успеваемость.
Провинциальный вдохновитель плохо влиял на умы и сознания детей столичных интеллигентов, чье будущее, как и у меня, было предопределено. К исключению Митьки из вуза приложил руки и мой отец, но рассказать об этом человеку, внутренней свободой которого я восхищался, не позволила трусость.
Глава II
Есть что-то притягивающее в заброшенных деревнях. Словно стоп-кадр из фильма. Хоть люди сами покидают деревни в поисках лучшей жизни, есть в этом что-то недосказанное. Эти дома стоят в ожидании той самой истины, которая вот-вот на них обрушится.
Небольшие деревянные дома, все по форме практически похожие, но у каждого из них была своя история. Такие заброшенные села я в детстве видел только в Дагестане.
«С самых высоких гор орлы спустились к морю и стали чайками», – шутил мой грозный дед. Дома в горах обладают своей исключительной силой. Расположившись близко к небу, они словно получают от него больше, чем другие. Дагестанские ночи в горах были и остаются самыми необыкновенными и наполненными в моей жизни.
Даже самый теплый летний день в горах становится прохладной ночью. И в этой ночи на небе раскрываются прекрасные звездные узоры, яркие-яркие. Вне гор Дагестана эти звезды куда-то теряются, я так и не смог понять их магии.
Митя меня встретил в дверях своей старенькой избушки. Жены и детей у него не было, мать умерла, а отца он никогда не знал.
– Здорово, старик, – сказал он, как в юности, подбегая ко мне.
Он кинулся на меня с объятьями, в ту же секунду я уловил запах алкоголя и соленой закуски. Картина жизни моего друга в Пиях сложилась сразу же.
– Привет, Митя. Привет, родной.
– Идем в дом, холодно!
На улице стоял жуткий холод, местная осень. В этой отдаленной деревне она чувствовалось на всех уровнях. С Митей мы не виделись почти 10 лет. Но связи не теряли: писали письма, слали фото. В письмах мы делились личным и наболевшим, знали друг о друге достаточно, чтобы не чувствовать себя некомфортно при долгожданной встрече, которая могла не состояться, не снизойди я до своей мечты.
Внутри избы я увидел серую, обшарпанную комнату, где, судя по всему, протекала вся жизнь хозяина. Именно он придавал этой комнате атмосферу, которая обнуляла необходимость ремонта. Было в этой избе что-то первобытное. Хоть Митька и холостяк, но порядок в избе был идеальным, насколько интерьер это позволял, и ощущалась свежесть.
Печка с треском поедала дрова, оставляя после себя тепло. Дом был небольшой, всего три комнаты, включая маленький предбанник. О былом идейном вдохновителе и веселой юности Митьки в этом доме ничего не говорило, разве что стопка книг возле печки.
Неловкое молчание. В письмах я сообщал про происходящее в моей жизни и про переживания, которые испытывал из-за каждой перемены в ней. Решил рассказать все заново, но уже детально.
– Под такое будет прилично, – сказал он и достал бутылку коньяка.
Я ждал к столу самогон или, максимум, водку, но никак коньяк. За врачебную практику у меня было достаточно благодарных пациентов, и я знал, какой коньяк – стоящий. У Мити был такой, да и закуски оказались не хуже.
– Долго этот коньяк ждал своего гостя?
– Достаточно, чтобы сделаться еще лучше! Ты не смотри на мою хату. Человек я важный в нашем муниципалитете. Может, я и сбежал из столицы, но мозги пока не пропил, а тут такие нужны, – с гордостью сказал Митя.