Заметив отца во дворе школы, радостный подбежал к нему и сообщил о возмездии.
– Я ударил его! Я их побил! – кричал от радости я.
Страх перед отцом куда-то исчез, чувство исполненного долго притупил его. Да и сам отец довольно мне улыбался.
За ужином отец рассказал матери про мою победу и про эффективность его метода воспитания. Неизвестно, нравился ли ей такой метод или нет, она предпочитала просто молчать и слушать. Я чувствовал, что исполнил свой сыновний долг и был этим доволен. Спустя много лет, анализируя эти события, я понимал, что пошел на поводу страха перед отцом против своей совести. Более того, он мне внушил, что голос моей совести – дело неправильное, то, что отец в очередной раз назовет трусостью.
Довольный моей неожиданной храбростью отец позволил мне после ужина посидеть в его кабинете. Оказывается, он знал, что я люблю бывать в его кабинете, но игнорировал это. Копаясь в книгах, я нашел большую цветную книгу «История, жизнь и культура Японии». Открыв ее, я попал в удивительный мир.
С рисунков на меня смотрели очень бледные люди, их костюмы отличались от тех, что я привык видеть. Их оружие казалось чем-то величественным и недосягаемым. Тем вечером я открыл много новых слов для себя: самурай, катана, кимоно, но больше всего мне понравилось слово «император».
Я весь вечер читал книги про Японию, поглощая культуру этих людей. Большое впечатление на меня произвела история самого молодого императора Японии. Еще ребенком его короновали и готовили к правлению. А в 15 лет он полноценно управлял страной. Я читал и восхищался.
Быть самым главным человеком в стране, тем, чье мнение крайне важно, иметь тысячи слуг – все это мне девятилетнему казалось невероятным. Было удивительно осознавать, что такое возможно в этом мире. Стать императором я не мечтал, но очень хотел стать лучшим другом такого человека. Той ночью ко мне во сне впервые явился Маленький император.
Он был одет в одежды, которые я увидел в книге. Яркие, шелковые, красивые, подобающие его статусу. Мое внимание привлекла вышивка на кимоно – это была птица, вышитая золотыми нитями.
В руках он держал то самое оружие, что мне приглянулось в книге. В маленьких руках императора катана, предназначенная для взрослого, смотрелась нелепо и странно. Лица его я не видел, оно было размыто.
В библиотеке я зачитывался, однако в школе я учился неважно, не любил это дело, исправлял или получал оценки в момент, когда интуитивно чувствовал, что отец вот-вот вспомнит про мою учебу. Ему было важно, чтобы я учился хорошо. Для него главное результат, а процесс его мало интересовал. Мама, бывало, рисовала мне хорошие оценки, чтобы не огорчать отца. Ругать меня она не умела, да и не боялся я ее и потому с возрастом перестал заботиться об оценках, я уже знал, что мама решит эту проблему и покажет отцу то, что он хочет увидеть.
Вместо учебы меня интересовали люди, нравилось знакомиться и узнавать, как они живут. В моем дворе было не так много людей, но все они были до дотошного правильными, такие же как моя семья. После встречи с Маленьким императором мне захотелось видеть иное. Другой мир мне открыл мальчик с соседнего подъезда.
Впервые я его увидел в нашем дворе, холодным ноябрьским утром, когда мама отправила в магазин за хлебом. Он стоял на улице в одной майке и наспех одетыми на выворот брюках. Он пинал своей тощей ножкой кирпичи, лежавшие около подъезда. Его обувь была старенькой и потертой, где-то уже отклеилась. Я как заворожённый смотрел за этой картиной: он продолжал пинать несчастный кирпич, а его обувь все больше и больше отклеивалась после каждого удара.
Я понятия не имел, как реагировать, но я чувствовал, что он это делал потому, что не знал, что именно нужно делать. Я завис вместе с ним, эти действия ввели меня в некий транс. Удар, второй, третий …он не видел меня, а я не видел ничего кроме ударов его ножек. И так продолжалось несколько минут. Подул сильный ветер, который потревожил его ритуал, внезапный холод отвлек его, и он заметил меня. Мне стало неловко, будто я следил за чем-то запретным, увидел, что не должен был.
Только отвлекшись от его взгляда, я заметил, как он тихо дрожал, холод был пронизывающий, а он в одной майке, будто сбежал в том, что было из дома. Его лицо на долгие годы стало олицетворением человеческой несправедливости. У него был жалкий вид, мне хотелось его согреть и накормить. Кисти рук у него были в синяках. Сухие, треснувшие губы, судя по внешнему виду он не купался недели три, сальные волосы и глубокие, полные недопонимания от происходящего, темные как бусинки глаза. Не отводя от него взгляда, я молча прошел мимо него в магазин.