Кресло простояло спокойно ровно минуту и вновь закачалось пуще прежнего, чуть не подпрыгивая на месте от усердия.
- Ааа... - заголосила мама, прижав руки к груди. Папа повторил попытку переставить кресло, но оно, где бы не находилось, продолжало скрипеть, действуя на нервы.
- Тьфу! Чертовщина какая-то, - в сердцах сплюнул отец и потащил кресло на улицу.
Подбежав к окну, я увидел, как злостного нарушителя спокойствия изрубили топором в щепки. Честно говоря, мы с мамой вздохнули с облегчением, в надежде на завершение истории. А утром, за завтраком вновь услышали скрип: кресло стояло возле окна целехонько, словно не было уничтожено накануне. Папа целый день демонстрировал дурное настроение, был более дерганным.
- Давай, уедем? - предложила вечером супругу мама.
- С ума сошла, точно! Куда мы поедем? Может, у тебя еще есть родственники с жилплощадью? Работа здесь, дом, ехать нам некуда.
Мы остались. Папа «таял» на глазах, за две недели он буквально высох, превратившись из молодого здорового мужчины в мрачного старика. Стал замкнутым, молчаливым, временами с безумным видом начинал хохотать, выкрикивая что-то вроде: «Врешь, не возьмешь! Мы еще поживем, точно!» Взял отпуск на работе. От маминых расспросов отмахивался, как от надоедливых комаров. Одно лишь радовало мою неокрепшую душу: родительские скандалы прекратились. Спать было совершенно невозможно: кресло не прекращало стенать ни днем, ни ночью. Иногда удавалось забыться тревожным сном, но и там донимали кошмары. Как-то ночью услышал крики снизу, из дядиной комнаты. Я сбежал по ступеням и обнаружил отца подле кресла.
- Что тебе от меня надо? Давай, скажи мне! - орал он. - Крови захотел, точно? Ну же, не бойся. Хотя, тебе-то чего уж бояться? Нееет, это ты нас с ума сводишь. Что, думаешь, меня в психушку упрятать, точно? Ха, хрен тебе с редькой, не выйдет! Сейчас я мигом твои домики порушу.
Мама стояла, сжавшись подле стены. И тут я заметил блеснувший в руке безумца нож. Мой язык, казалось, присох к небу. Хотелось накричать на папу, заставить прекратить так себя вести, но не удалось произнести ни слова.
- Пожалуйста, Денис, не надо! - всхлипывала мама, только отец на нас не реагировал. Он перехватил поудобнее страшный инструмент и вонзил прямо в сердце. Захрипел, падая, но еще до соприкосновения тела с полом, стало видно, как из замершего кресла встает призрачная фигура дяди, а от папы отделяется такой же прозрачный силуэт и занимает освободившееся место.
Крик застрял в горле, я зажмурился, мама лишилась чувств. Свидетелями чего мы только что стали? Что делать одиннадцатилетнему мальчишке? Звать на помощь? Кого? Как объяснить произошедшее? Рассказать правду? Нет, тогда уж точно за свихнувшегося примут. Я сбегал на кухню, набрал полный стакан воды и, вернувшись, побрызгал на маму. Придя, наконец, в себя, она взглянула на меня, перевела взгляд на дядину комнату и завыла. Кое-как удалось уговорить родительницу позвонить в неотложку. Вновь дом напоминал человеческий улей: сбежались соседи, приехали милиция и скорая. Почему люди смакуют чужое горе, слетаясь в такие моменты, подобно насекомым? С жадным любопытством внимали все маминому рассказу, выпытывали малейшие подробности. Сталкиваясь позднее с такой бесцеремонностью, пришел к выводу: большинству согревает душу осознание, что у ближнего жизнь сложилась еще хуже, кого-то судьба бьет больнее, а значит собственное бытие не столь ужасно.
Похороны отца прошли как в тумане. Мало что помню относительно того времени. Разве что скрип раскачивающегося кресла, разговаривающую неизвестно с кем маму и отвратительную плаксивую погоду. Я жил с постоянным ощущением непрекращающегося кошмара. Словно чудовищу стало тесно во сне, оно выбралось наружу, а назад не заталкивается, как ни старайся. Стал сторониться приятелей, вновь скрываясь в потайных местах, и ждал новой беды.
Мама покончила с собой через месяц, наглоталась таблеток. Я обнаружил ее утром возле отвратительного кресла. Никогда не был особо близок с матерью или отцом, но это не умаляло чувство утраты. Я горевал за ними так, как может лишь ребенок, оставшийся один на всем белом свете. Все же любовь и привязанность к родителям рождаются вместе с нами, эти чувства изначальны и совершенно не зависят от поступков взрослых или взаимности. И только подслушав разговор маминых подруг, задумался о перспективе попасть в детский дом. Как оказалось, зря, подобное мне не грозило: на похороны приехала папина двоюродная сестра, которая сразу после траурных мероприятий, увезла племянника в другой город. Тетка попалась верующая, большую часть времени проводила в молитвах, а ее забота об осиротевшем мальчишке заключалась в том, чтобы накормить, одеть, обуть, ну и предоставить возможность обучения. Меня такое отношение нисколько не смущало, давно к такому привык. Более того, даже чурался излишнего внимания.