- Добрый день, мадам. Желаете забронировать номер? - улыбаясь, спросила она.
- Добрый день, я пришла к одному человеку, который сейчас живет в вашем отеле.
- Могу ли я узнать его имя, регистрационную карту, номер, в котором он живет?
- Его зовут Дмитрием, - сказала Жюли. – Дмитрий Романов.
- Номер нашего клиента пятьдесят три, мадам. Поднимайтесь по лестнице на третий этаж.
- Благодарю, - ответила Жюли.
Д’Эпинье не знала, захочет ли с ней говорить Дмитрий, а потому уже мысленно приготовилась к отказу. Оказавшись перед красиво гравированной дверью, посреди которой вырисовывался номер пятьдесят три, она легонько постучала. Тишина. Жюли постучала еще, но с большей силой. И снова тишина. Неужели он не хочет открывать дверь? А может, он знает, что это она? Или с ним что – то случилось? А если и случилось, то в этом виновата она! «Нет, не виновата…» - подумала женщина и стала спускаться вниз по лестнице.
Через месяц у нее свадьба, а она думает совсем не об этом! И упрекая себя в своей слабости, ускорив шаг, Жюли буквально перепрыгивала через ступеньки. Уже находясь на втором этаже, она заметила мужчину, поднимавшегося по ступенькам. В ее жилах застыла кровь и вся обомлевшая, она воззрилась на него. Это был Дмитрий.
В серо-черном пиджаке, в белых штанах и туфлях, в руках он держал небольшую стопку бумаг. Его лицо сильно постарело, а все черты выражали хроническую печаль и особенно глаза, с опущенными вниз уголками. И прежде чем великий князь что – то произнес, Жюли сказала:
- Здравствуй Дмитрий. Я пришла к тебе.
- Ко мне? - он удивился.
- Мы можем поговорить где – то, где тебе будет удобно? - в этот раз Жюли совсем не испытывала страха и говорила уверенно, сама не ожидая этого от себя.
- Да, пойдем в мой номер, - ответил он.
Открыв дверь и войдя в номер великого князя, Жюли отметила красивое убранство и хорошее расположение комнаты, в которой он проживал. Светлая, приятная на ощупь и для глаз мебель, просторная, но не громадная комната. В ней было все – что нужно для покоя и отдыха человека.
Но прежде чем она вошла и осмотрела все это, женщина заметила подавленность великого князя. Он был чем – то озабочен, и это что – то явно не было связано с ней.
- Я думала о тебе и очень волновалась, узнав, что ты испытываешь трудности, - начала Жюли. – Я недавно видела твою сестру.
- Это она тебе все рассказала? – фыркнул Дмитрий. А затем, его лицо вдруг изменилось: исчезла надменность и гордость, мрачность и тучность, и Жюли узнала того, прежнего Дмитрия, которого видела в последний раз в Бомениле. Он пристально посмотрел на нее, и Д’Эпинье даже показалось, что чуть улыбнулся.
- Смотрю я на будущее довольно мрачно, это, правда, и если бы не твердая вера в милость божию, в то, что всему бывает конец, что должны еще настать лучшие дни, — я давно, пожалуй, упал бы духом! Но вот ты здесь, и стало лучше… ты уже вышла замуж?
Неожиданно для себя Дмитрий Павлович разоткровенничался.
- Впрочем, какие лучшие дни? Они уже давно прошли! - воскликнул он и притих.
- Я так не считаю, - с волнением в голосе выговорила Жюли и опустилась рядом с князем на корточки. Ее горячая рука коснулась его рук, таких холодных и застывших, и, сжав их своими пальцами, она посмотрела ему в глаза.
Как же в этот момент она хотела быть ему нужной! Более она ни о чем не думала, все события, которые должны были с ней произойти в будущем, потеряли для нее смысл.
- Разве можно теперь уж все изменить? Прощать поздно, а просить незачем, - грустно сказал Дмитрий.
Затем его лицо приобрело более строгий вид, и, подойдя к окну, откуда виднелся прелестный вид на солнечный Париж, он проговорил:
- Зачем ты пришла?
- Чтобы быть рядом. Ты не прав, говоря, что прощать поздно, ведь ты сам знаешь, что я давно простила тебя Дмитрий, - выговорила Д’Эпинье тихонько вытирая свои слезы. - Как же я могу не любить тебя? Люблю, всем сердцем люблю!
В конце концов, она не имела больше сил сопротивляться самой себе. Впервые за столько лет Жюли сказала то, чего хотела на самом деле. Однако удовольствие от своих собственных слов быстро прошло, и она с ужасом осознала, что только что сделала! Но отступать было некуда, и Д’Эпинье уже приготовилась к краху всего…
Дмитрий Павлович подошел к ней и заключил ее в свои объятия, а она, обняв его за плечи, затрепетав, продолжала неслышно плакать. Найдя такие желанные губы друг друга, они утонули в поцелуях.
- Но что же скажет твой муж? – целуя Жюли, вопрошал великий князь.
- Он мне не муж… никакой свадьбы не будет! – воскликнула Жюли, - я сегодня же разорву помолвку…
И забыв о том, что дома ее ждут дети и тётушка Женевьев, о том, что Алексей уже заволновался, о том, что сегодня они должны были поехать осматривать свадебное помещение, она со всей присущей ей горячностью и страстью целовала Дмитрия. Как же она тосковала по его нежным и заботливым рукам, по касаниям его пальцев, от которых у Жюли летали бабочки в животе, по родным глазам и губам…
- Моя Жюли, - нежно касаясь лица девушки, Романов убирал ее растрепавшиеся волосы. - Моя Жюли, - повторил он, - ты станешь моей женой?
========== ГЛАВА X ==========
Еще несколько месяцев назад мать Алексея Воронова считала своего сына безнадежным холостяком, и как же она обрадовалась, когда узнала, что ее единственный сын наконец-то женится! Сам Алексей не знал границ своего счастья, ведь он не просто выполнял человеческую необходимость быть с кем-то рядом, он женился на той, которую желал и любил всем сердцем. И с нетерпением ждал того момента, когда он обнимет ее и больше никогда не отпустит.
Но в тот день все пошло по-другому. Алексей, ожидавший Жюли возле магазина, так и не дождался ее и очень удивился, узнав от Дмитрия, что его мать рано ушла с работы, поручив весь надзор за витринами сыну. Но куда ушла Жюли, Дмитрий не знал. Тётушка Женевьев и Мелани также не знали, куда она могла пойти, ведь накануне ничего не говорила им и вела себя как обычно. Но более всего Воронова расстроило то, что Жюли ничего не сказала ему, и не пришла осматривать помещение, в котором должна была происходить свадьба.
Обеспокоенные, они решили ждать. Прошел целый вечер и ночь, казавшаяся Алексею вечностью. С восходом солнца все были на ногах, сидя за столом и неохотно поглощая выпечку мадам Дэглуа, каждый думал о своем.
К девяти утра августовское солнце поднялось очень высоко, и нещадно палило горожан своими яркими лучами. И все же в городе уже витал запах осени. На некоторых деревьях начинали желтеть листья, прохладный ветер дул сильней, а воздух становился свежее.
В это самое время Жюли открыла входную дверь и вошла в гостиную дома. Ей было очень стыдно, что она не явилась домой вчера вечером, стыдно перед детьми, но страсть безумно захватила ее, и она ни о чем не могла думать кроме обожаемого объекта.
И все ее хорошее настроение тут же исчезло, когда она увидела кислые лица мадам Дэглуа и Алексея, ведь сегодня и сейчас ей предстояло сказать им кое – что такое, что навсегда оставит огромный отпечаток в их будущих отношениях, и особенно с Вороновым. Не зная как начать, да и подходящие слова никак не приходили на ум, она молчала. Пару минут и Жюли поняла, что нельзя тянуть.
- Где ты была? Почему ты не пришла на осмотр помещения, Жюли? Что за срочные дела? Ты мне ничего не сказала…. – накинулся на нее Алексей, но заметив пристальный взгляд мадам Дэглуа на себе, он замолчал.
О возбужденном и озабоченном состоянии Алексея говорили его мускулы и глаза, нервно подергивающиеся от нараставшего напряжения.
- Я хочу сказать, - спокойно начала Жюли, - что я разрываю нашу помолвку и отменяю свадьбу, потому что…
- О Боже! – вскрикнула тётушка Женевьев.
- Потому что вчера я провела всю ночь у Дмитрия, за которого выхожу официально замуж.