А может, любить его, несмотря ни на что, поддерживать во всем и надеяться, что он когда-нибудь найдет свое место в мире? Хотя иногда кажется, что ничем помочь нельзя.
Наш следующий рассказ об отце, который оказался в таком вот нелегком положении и пытается найти заблудшую дочь посреди зомби-апокалипсиса. Он знает: его дочь вовсе не та, какой он хотел бы ее видеть, но все равно ее любит и готов защитить всеми средствами. Почти всеми. В конце концов, этот мир — жуткое место, полное чудовищ.
Полдневное солнце палит плечи Конрада Уилкокса, плавит асфальт. Вязкий гудрон проминается под ногами. Шоссе большое, широкое, с разделительной полосой. На ней цветут магнолии. По обочинам валяются разбитые либо оставленные машины, большинство ржавые. Осталось пройти еще три мили, а потом, если верить карте, на Эмансипейшн-плейс надо свернуть налево. Затем еще две мили, и он достигнет того, что осталось от женской исправительной тюрьмы штата Луизиана. Там Делия.
На заросшей травой обочине лежит содранный со столба зеленый плакат с надписью: «Добро пожаловать в Батон-Руж — настоящая Луизиана на каждом шагу!» Ниже краской из баллончика выведено: «Осторожно — инфекция!»
Морщинистой рукой, испещренной старческими пигментными пятнами, Конрад вытер пот со лба и поковылял дальше. Он прошел две тысячи миль, а страх свой похоронил еще в Томз-Ривере вместе с трупами. За страхом пришло отчаяние, затем безразличие, тоска, желание покончить с собой. В итоге Конрадом овладело глухое равнодушие ко всему, оно и удержало его среди живых. Но в конце пути, в шаге от желанной цели, казалось, что панцирь, защищавший его всю дорогу, растрескался и вот-вот развалится на куски, оставляя тело неприкрытым.
— Глэдди, я почти дошел, — сказал Конрад. — Ты уж не бросай меня, корова старая, помоги раскумекать, в чем дело, когда время придет.
— Я помогу, — ответил он сам себе сварливым голосом. — Только не надо звать меня старой коровой!
Еще четверть мили по городу, и он оказался перед магазином «Севен-элевен», сплошь заросшим пуэрарией. Это была первая не разграбленная и не разнесенная вдребезги торговая точка, увиденная Конрадом после «Хесс-стейшн» в Хоуэлле.
— Ха-ха, вот сейчас и водички раздобудем, — произнес Конрад визгливым голосом. — Я тебе говорила, все получится!
Он ковыляет к магазину, сгорбившись, бессильно свесив руки. Если смотреть сверху, то он похож на краба. Ему шестьдесят два, но по виду можно дать все восемьдесят.
В растрескавшемся стекле витрины медленно движется его отражение — силуэт седого измученного старика с впалой грудью и ввалившимися глазами. Но больше вокруг никакого движения нет: не стрекочут сверчки, не кричат дети. Все спокойно… даже слишком. Конрад хватается за кобуру, но вспоминает, что пистолет уже два дня лежит на дне реки Миссисипи. С тех пор Конрад без еды и воды.
— Это похоже на Беду. Беду с большой буквы, и все это происходит прямо здесь и сейчас, — сообщает себе Конрад визгливым голосом своей жены Глэдис.
Конраду одиноко, и потому он призвал на помощь ее призрак.
— Иди дальше, Конни, — советует голос жены.
Он знает, что Глэдис права, но жажда замучила. Язык распух, и если быстренько не найти воды, просто свалишься без сил. Потому он вздыхает, протискивается между осколками стекла, торчащими в двери, и вступает в магазин.
Этот «Севен-элевен» маленький: две узкие стойки с товарами, касса в передней части помещения. На товарах, словно нетронутый снег, лежит слой пыли. За кассой стоит жутко распухшая баба с клином черных волос на лбу и крашеными ногтями. Фиолетовый лак частично облез. В руках она держит окровавленный номер «Нэшнл инкуайрер» с кричащим заголовком на первой странице: «Нашествие зомби из гетто Батон-Руж!»
— Привет, — говорит Конни.
Баба роняет газету и ковыляет в направлении Конрада. Кто-то выел нижнюю часть ее живота, и за недели либо месяцы со времени смерти влажный климат не позволил ей высохнуть, но сделал гнездилищем плесени. Конрад представил, как из зияющей дыры лезут ящерицы, сверчки и даже нерожденные дети. На переднике бабы когда-то было написано: «Спасибо, Боже, за рай в нашем, „Севен-элевен“!» Осталось только «…рай… элевен».