Барб помогла ему встать на ноги. Ренни покачивался, чувствуя растерянность, — как-то не привык, чтобы его спасали, да еще и били перед этим. Оба стояли по щиколотку в рубленом мясе, Ренни дрожал. Потом в искреннем порыве прижал к себе Барб:
— Знаю, малышка, знаю. Узнаешь нашего старинного друга?
— Нет, не может быть. — Она уткнулась лицом в шею Ренни, не желая смотреть.
Он поднял кусок теперь уже неподвижной мертвой плоти, повернул, чтобы Барб могла рассмотреть его в слабом свете ночника. На коже виднелся рисунок: смешной младенчик-дьяволенок выглядывает из вьющихся языков пламени.
— Ренни, это же… Вот дерьмо!
— А то как же! — отозвался он.
И подумал, что чертовы комиксы проникли во все головы, сколько их есть.
Виктор Джекс наколол дьяволенка на Сансет-бульваре, в тату-студии «Скин Ильос». Подбила его на это прежняя подружка Никки. Барб слышала, что татуировки можно вывести лазером, но так и не собралась с духом предложить Виктору это сделать. Не успела.
— Ренни, милый… не хочу тебя злить, ну, в общем, надо…
— Чего надо?
— Если Виктор, ну, понимаешь, будет являться всякий раз, когда мы, ну, в общем, вместе…
— Виктор больше не вернется!
— И что ты с ним сделаешь?
— Что с самого начала хотел: в канализацию сброшу все его гребаные останки. Пусть крысы повеселятся.
— Чувствую, нам сумка новая скоро понадобится. — Барб поморщилась, глядя на разбросанные по полу искромсанные обрубки.
Они уже не шевелились, лежали тихо, слегка поблескивая. Тяжело дышащий Ренни тоже смотрел на них дикими глазами. С его подбородка капал пот.
— Детка, сперва дай-ка мне этот секач!
Крышка канализационного люка весила девяносто пять фунтов, ни больше ни меньше, но на стороне Ренни были фомка и хорошо накачанный торс. В итоге расчлененные, выпотрошенные, раздробленные, рассеченные и размозженные останки Виктора Джекса отправились в обширную систему сбора отходов округа Лос-Анджелес.
Как же приятно было превращать Виктора в кучу обрубков, каждый не более кулака размером. Почти так же здорово, как делать из него фарш при помощи биты.
Заслужил же, гад, на все сто заслужил. Но надо отдать должное: поразительно упорный сукин сын.
«Если явится в третий раз, опять повеселимся», — подумал Ренни. Ему уже начало все это нравиться.
Он также прикинул, что можно сделать с Барб, если у нее опять крышу сорвет и она примется верещать во всю глотку.
«He-а. Что за дурацкая мысль проскочила! Лезет в голову всякое…»
Ренни выдернул пальцы, и крышка с лязгом легла на место. Тут осторожно надо. Один старый приятель не успел руку убрать и трех пальцев лишился. Фрисби ему достать из канализации захотелось. Неприятное воспоминание снова привело к мысли о Барб. «Может, уже пора от нее сваливать? Конечно, она здорово помогла и вообще нынче ночью показала себя молодцом, но что, если Виктор — это вроде ее проклятия и все завязано на нее?»
Тут как с крышкой: не убрал пальцы вовремя — и хрясь! А в Барб он запускал вовсе не пальцы…
Но сейчас ее хотелось, тело так и ныло. Домой, скорей домой! Она сейчас после ванной свеженькая, пахучая, вкусненькая. Так здорово ее оседлать и скакать, пока не заорет по-настоящему…
— Ты не слышал? Вроде шуршит что-то, — неуверенно произнесла Барб.
— Господи, детка, ну ты и…
— Я серьезно. Прекрати!
Чувствуя себя последним придурком, Ренни отпрянул. Сердце бешено стучало — ну, еще бы минуточку ей подождать! Барб замерла, вся внимание, будто старшеклассница, отчаянно пытающаяся собраться с мыслями на экзамене. Вся в ожидании скребущихся, подползающих монстров. А стояла-то раком, попой кверху. Сама игриво так попросила оприходовать ее рачком. В матрас вцепилась, точно великую страшную правду оттуда выдрать захотела.
— Малышка, я ничего не слышу. Может, это паранойя твоя от стен отскакивает?
В раздражении Ренни схватил с тумбочки сигареты. Что за черт! Час назад оживший мертвец давил ему глотку, теперь Барб со своими идиотскими глюками!
— Кажется, я слышала, как в ванной упала крышка унитаза.
— Я виноват, забыл опустить круг.
Если Ренни хотел произвести впечатление, то делался самым вежливым и рассудительным человеком на свете. Но стоило ему добиться своего, вежливость слетала, точно шелуха. Как нынче ночью: круг на сиденье он нарочно оставил поднятым в качестве декларации мужской власти. Барб заметит, но промолчит, он это знал. Коронным трюком Ренни была способность показываться людям с лучшей стороны и надежно прятать вторую сторону, на редкость сволочную. И трюк удавался: повсюду говорили, какой он честный, мудрый и достойный доверия. Конечно, он девушку у друга не отобьет, и не убьет никого, и даже никакой гнусной мысли у него возникнуть не может. Ну-ну.