Уэйн перекатился, раздавая пинки и нанося удары куда ни попадя, одновременно нащупывая оружие.
— Черт!
Кобура была пуста. Мертвец бросился на него, навалившись всем телом, Уэйн врезался подбородком в бетон. Хлынула кровь.
Выбравшись из-под туши, он кое-как встал, пустился бежать и врезался в Зака. Тот шарил по воздуху руками, распространяя зловоние.
Уэйн выхватил «доктора» из кобуры на правом бедре Зака и разнес башку твари в кровавое месиво.
Из гаража вылетел грузовик-пикап, его покрышки визжали и подпрыгивали на парковочных разделителях. С платформы слетели и грохнулись на бетон несколько человек, они орали и молотили руками.
Уэйн пустился бежать. Чем больше он удалялся от склада, тем тише становилось вокруг. Через пять минут он, тяжело дыша, уже прятался за джипом. Еще через две минуты фары высветили кошмар, творившийся вокруг здания.
Сью шла к нему с поднятым пистолетом, прижимая к груди Девона. Ни Шона, ни Грега не было видно, только твари дрались в дверях из-за кровавой каши. Тед, нижняя челюсть которого беспорядочно болталась, волочил свою биту по луже крови, растекшейся вокруг пировавших. На крыше кто-то размахивал руками и взывал о помощи.
Уэйн затормозил.
— Вас не укусили?
Сью помотала головой.
— Хорошо. Полезайте внутрь.
Она подчинилась, и они поехали прочь.
Он шел день за днем, думая о девушке и ее волосах, хотя не вполне разбирал, что за волосы и что за девушка. Иногда хотелось узнать, где она теперь, что с ней стало и имеют ли какое-то отношение к ней встречные указатели. Один гласил: «Новый Орлеан 65», но это было не вполне правильно. Почти, но не совсем.
Потом он сошел с трассы и забрел в город. Надпись на щите — «Хэммонд» — что-то значила для него, сейчас или прежде. Городок был разгромлен, везде бродили существа, похожие на него и все же другие.
Фасад одного магазина был изувечен особенно сильно. Двери валялись, выдранные из косяков. Он увидел небольшой агрегат, примерно с человека; тот лежал еще дальше, будто его каким-то образом проволокли через дверь, попутно вырвав ее. По верху шли буквы — «Банкомат». Он не помнил, для чего эта штука предназначалась, но почему-то его огорчил ее плачевный вид.
Он оглядел разоренный магазин. Слева от входа билась головой о стену мертвая женщина, оставляя на кирпичах части лица. Когда он вошел, она смахнула разноцветную мерзость и без всякого выражения воззрилась на него. Благодаря проломам в стенах внутри было не так темно, как в других зданиях. Повсюду разбросаны коробки и мусор, пол скользкий от грязной воды. В зиявший дверной проем заливал дождь, и это напомнило о чем-то еще, что являлось лишь в образах: помещение, где он находился с девушкой, — сырое и разгромленное, с черными наростами на стенах. Он исторг стон, и мертвый мальчик, сидевший посреди кондитерского отдела, простонал в ответ. Он поднял что-то измятое и пестрое, снял блестящий фантик, положил содержимое в рот, но тут же выплюнул.
Он брел к дальним рядам, где пол был уставлен сотнями пластиковых бутылочек. Несколько штук было и на металлических полках. Он взял одну. В ней загремело.
Новая мысль, в отличие от беспорядочных ночных, явилась в логической связи, хотя и была, как прочие, отрывочной и непредсказуемой. Он вспомнил, что девушка нуждалась в содержимом таких пузырьков. Вспомнил, как откупоривал похожие и очень аккуратно клал на ее ладонь два белых колесика. Сейчас он держал как раз такой пузырек, но нипочем не сумел бы открыть. Поднял его, чтобы рассмотреть надпись, но шрифт был слишком мелким. Обнаружив это затруднение, он потянулся к нагрудному карману: там всегда лежала вещица, помогавшая ему читать буквы, — еще бы вспомнить, как она называлась и выглядела. Теперь карман был пуст.
Он осматривал другие бутылочки, выставляя их на прилавок. Не мог прочесть этикетки, но пытался по-разному выстраивать пузырьки — от больших к меньшим, или «волной»: повыше, пониже, снова повыше, или же отделял круглые от квадратных. Затеей стал пробовать разные варианты. Он очень старался и потратил большую часть дня, хотя не знал, зачем это делает и что им движет. Однако в какой-то момент почувствовал, что ему удалось расположить пузырьки правильно — так, что они образовывали на прилавке изящный ряд. Он отступил, чтобы полюбоваться. Затем шагнул вперед, отсчитал седьмой пузырек и убрал. Вновь отступил: ряд все равно выглядел правильным. Отсчитал еще семь, снял другой пузырек, но ряд нисколько не пострадал. Он повторил процедуру еще пять раз и, когда с удовлетворением убедился, что гармония не нарушилась, взглянул на семь отобранных пузырьков. Потом кивнул. Они тоже правильные, решил он и положил их в дыру, к металлическому браслету, который снял с женщины. Выйдя из магазина, он двинулся по улице, чувствуя себя чуть более наполненным и довольным, чем прежде.
В конце концов он вышел на другую автостраду. На указателе значилось: «1-10. Новый Орлеан 50». В голове гудело; он шел и шел. Солнце всходило и опять закатывалось, а он все брел. Время от времени садился и закрывал глаза или вынимал из живота круглую штуковину и держал на ладони. Когда слишком припекало, он прятался в лесной тени или под большой колесницей, а то и внутри какой-нибудь поменьше.
Порой с ним шагали ему подобные, плечом к плечу, будто он знал, куда идти, и они хотели присоединиться. Порой они не замечали его, поглощенные собственными странствиями.
Однажды он увидел, как четверо мертвецов напали на пятого: он полз, хватал ртом воздух и пытался встать, но неприятели рычали, толкали его, не давали подняться, избивали голыми руками и камнями, уже снесли ему нос и вышибли зубы. Он направился к ним, размышляя, как бы помочь тому пятому, но четверка оттолкнула его и набросилась с палками. Один попытался забрать вещи из его живота. Он отшвырнул нападавших и пополз прочь, а они переключились на скорбную фигуру, корчившуюся на земле.
Он шел и шел. «Новый Орлеан 35… 20… 10». Ему ни о чем не говорило это название, но он тем не менее узнал город, когда увидел его, — безмолвный, безжизненный, мрачный.
В свете заходящего солнца он прошел по большому мосту. Полотно было забито огромными машинами из стали и стекла — все разбиты, некоторые сгорели. Внутри многих находились трупы, еще больше лежало на мостовой. Иные — не целиком, лишь туловища или конечности в засохшей крови. Повсюду громко гудели тучи безобразных мух. Он покачал головой и продолжил путь, взирая на величественные изгибы стального каркаса. За этим мостом оказался следующий, и это тоже что-то значило для него. Новоорлеанский мост… На полпути через это сооружение он увидел желтый металлический ящик, прикрепленный на уровне глаз. Тот был открыт, из него свисал шнур с пластмассовой штуковиной. На штуковине висела рука, правая, небрежно оторванная сразу под локтем. Он взглянул поверх ящика и прочел: «Звоните прямо сейчас. Жизнь стоит прожить до конца. Мы — надежда».
Какое-то время он всматривался в слова. Попытался их выговорить, но губы и язык казались просто тряпками, пришитыми к телу. Слова были простые, но он не вполне улавливал смысл — и не догадывался, почему на мосту написали именно их. Он изо всех сил старался сосредоточиться на одном из этих слов, которое почему-то особенно ему нравилось, пытался произнести его, но не мог даже толком вдохнуть или выдохнуть, а без этого ничего не получалось. Н… над… деж.
Попытка утомила его, но он кивнул с удовлетворением: ему удалось произнести правильный звук.
На середине моста его одолевал ветер, дувший со всех сторон. Он заметил транспортное средство, которое не было повреждено, провел рукой по гладкому нагретому металлу. Какое приятное сочетание прямых и изогнутых линий, стекла и стали, полное изящества и симметрии. Он поставил пластиковые пузырьки на крышу и сложил две пирамиды, по три штуки в каждой. Между ними водрузил металлический браслет и в его центре поместил седьмой пузырек. Как он и рассчитывал, пирамиды были одинаковой высоты и расставлены идеально. Браслет с пузырьком посреди довершали целое. Эти вещи хорошо сочетались друг с другом и с линиями транспортного средства. Если еще остались какие-то люди, они увидят и восхитятся. Или хотя бы просто порадуются.