Но, кроме этого, у них ничего не было. Одежда Аэ, сотворённая магией — только для неё самой, с ним она поделиться при всём желании не сможет.
Хотя сила здесь была. Да, была, и немало. «Горькая», по выражению драконицы. «Горькая» и странная. Она не давалась, ускользала, обманывала.
Он попытался было пустить в ход несложные чары, с готовностью подсунутые памятью — его первый экзамен в Академии Ордоса, вопрос, заданный мастером Воды, «малый каскад иллюзий на триста саженей», простые жесты, которыми он, помогая себе, придавал форму свободнотекущей силе…
Сила вырывалась, словно гибкая и сильная водяная змея, вдобавок донельзя скользкая. Норовистая, она словно обладала собственной волей, и отнюдь не рвалась выстраивать какие-то там живые картинки непонятно для кого.
— Аэ, как тебе удаётся…
— Драконы вбирают силу, как дышат, — чуть виновато пояснила та. — Однако здесь… здесь очень трудно дышать. Словно на высоте. Или под водой.
— Но ты летаешь, можешь сменить облик — так?
— Могу. Но с куда большим трудом, чем там, дома, в Эвиале.
В Эвиале…
Словно отозвалось гулким эхом, взламывая пласты беспамятства. Северный Клык, угрюмая одинокая башня, старик — старик Парри, мастер рунной магии, вручивший будущему некроманту кольцо-пропуск и отправивший его в славный град Ордос…
Немного поколебавшись, некромант выломал себе добрый можжевеловый посох. С чарами пока не очень, кто знает, уж не ожило ли старое-недоброе «правило одного дара»?
И точно — тело повиновалось куда лучше чар. Посох послушно проделал шипящую мельницу, закрутился в восьмёрках, верхних и нижних петлях, словно стараясь убедить — меня используй, хозяин, меня!..
Ели вздымались всё выше, всё теснее — горный лес надвинулся на странников, зажурчал невидимыми ручьями, раскинул под ногами мягкий ковёр из опавшей хвои; здесь была весна, весна молодая и дружная.
Но выше по склону каким-то образом успел взойти не только медвежий лук.
— Всё знакомо, — раздалось за спиной. Аэ шагала, постоянно озираясь. — Ёлки, как у нас в Эгесте. А вот это — пихты. Они тепло любят вообще-то — а рядом с ними лиственницы, этим, наоборот, холод подавай. Они вместе вообще-то редко растут…
— Но это ж в Эвиале, — заметил некромант. Сам он, правда, никаких подробностей о елях с пихтами, равно как и о лиственницах, не помнил напрочь. — А где мы сейчас?..
Драконица не ответила. И по-прежнему старалась на него не смотреть.
Глава IV
Кипела битва, полыхал пожар, сшибались в смертельной схватке люди с мертвяками — однако упряжные зомби, тащившие двуколку некроманта, на это не обратили никакого внимания. И их словно бы никто не заметил — тот же лич даже не попытался подчинить их своей воле. То ли не мог, то ли не успел.
За спиной осталась разгромленная застава; сруб караульни догорел, стены обвалились, дымилась лишь груда углей. Молодой сэр Конрад ёрзал, дёргался, то ощупывал собственной лицо, то, стащив боевые рукавицы, разглядывал ладони, словно впервые увидев.
— Некрос… некромаг…
Фесс не отвечал, глядя на постепенно светлеющую дорогу, что стала заметно ровнее и шире.
— Сударь некромант, — наконец выдавил из себя юный рыцарь. — Сударь, прошу, ответьте мне…
Теперь он заговорил куда как вежливее.
— На что ответить, благородный вер Семманус?
Рыцарь опустил голову.
— Эта… одержимость… то, что лич овладел мною… душа моя погибла, верно, да?
— Душа? — искренне удивился Фесс. — Помилуйте, сэр Конрад, о душе своей вам лучше побеседовать с вашим духовником — отец Церепас, верно? Как могу я, некромаг, кому не переступить порога храма Господня, рассуждать о спасении души?
— Вы тот, кто смотрит за край, — Конрад сцепил пальцы, чтобы не так дрожали. — И, сдаётся мне, знаете поболее отца Церепаса, Господи, прости мне слова сии…
Мальчишка трясётся. Мальчишка в ужасе. Сколько ему — шестнадцать, семнадцать? Крупный, рослый, сильный. А сейчас вот только чуть-чуть глянул даже не за грань , а так, на общие очертания Врат, и все поджилки ходуном заходили.
…А давно ли тебе самому было шестнадцать или семнадцать?
Давно ли тётушка Аглая и душевная её подруга чародейка Клара Хюммель дружно пытались тебя женить?..
Когда и где это всё было? Призраки памяти, призраки его прошлого, воспоминания из-за черты.
Здесь, в достославном маркграфстве Ас Таолус, слыхом не слыхивали ни о каком Спасителе. Господь у них был, Господь Вседержитель, усмиривший огненный хаос и ставший миром, а потом явившийся в него, дабы наставить всех в спасении бессмертных душ.