Просыпайся, некромант.
Он старался, но не получалось. Ему казалось, что проходили мгновения — и оборачивались веками. Он был и тут, и там, и ещё в сотне разных мест, словно пытаясь собраться воедино, сделаться тем, кем был; а ещё он пытался отвоевать у серой бездны собственные воспоминания.
И ему удалось — все, кроме самых последних.
Коловращение миров остановилось, когда он вдруг ощутил, что вокруг него на сотни и тысячи лиг — пространство, твёрдое, воплощённое. Настоящее, как встарь, как прежде. Способное удержать, способное нести.
И некромант Фесс, Неясыть, Кэр Лаэда — проснулся.
Потому что мир наконец изменился.
— Пей, — произносит негромкий голос, и это голос не Рыси.
— Пей, пожалуйста. Тебе нужно пить.
Ледяная вода ломит зубы. В ослепительной бирюзе неба плывёт огромная тень крылатого кита.
— Просыпайся, — нежно говорит драконица.
— Сегодня было лучше, — Аэсоннэ ободряюще касается его плеча. Теперь она уже не драконица — жемчужноволосая девчонка.
Нет, даже и не девчонка — девушка. Совсем молодая, но уже не девочка. Она в длинном плаще до самых пят, волосы распущены и мокры, словно только что из реки.
— Я… не дошёл.
— Я знаю. Кого встретил на сей раз?
Он молчит, отводя глаза, и Аэ понимающе кивает.
— Рысь.
— Она.
Драконица молчит какое-то время, почему-то кусая губу.
Потом протягивает руку, помогает ему подняться.
Пальцы его смыкаются на посохе чёрного дерева, серебряный череп с горящими алым глазницами в оголовке.
— Идём, — тихонько говорит Аэсоннэ. — Мир изменился. Опять. Дорога теперь ещё длиннее.
Да, дорога теперь ещё длиннее. И долги тяжелее.
Но сегодня он прошёл дальше.
∆ ∆ ∆
Глава I
Рыцарь по имени Блейз лежал на спине в холодной липкой грязи. Рядом копошился, скрёб пальцами по железу безголовый костяк; над рыцарем склонился прикончивший мертвяка человек, протянул руку:
— Вставай. У этих тварей так — где двое, там и десяток.
Голос был ровный. Луна поглядела в отполированную сталь глефы и поспешно спряталась, едва осветив твёрдые скулы и впалые щёки Блейзова спасителя.
— К-к-к… — только и получилось у рыцаря.
Потому что он узнал человека с глефой.
Когда незримые зубы выедают тебе нутро, это страх. Рыцарь Блейз думал, что не трус; оказалось, это не так. Раньше он всегда выходил на охоту за тварями ночи и не боялся. А теперь весь дрожал.
«От холода, — сказал он себе. — Это просто холод. А вовсе не взгляд этого… этого…»
О человеке с глефой много болтали в тавернах. Говорили в каминных залах богатых замков. Ветер подхватывал его имя, нёс над дорогами, перебрасывая из одной невидимой ладони в другую, словно бродяга горячую картофелину.
Говорили, что он отнимает жизни, и с лица его никогда не сходит маска холодного, вежливого интереса…
Он появлялся из ниоткуда и, сделав дело, уходил в никуда. За его спиной оставались груды костей, что больше уже никогда не двинутся — злая сила, придававшая им видимость жизни, навсегда покидала их.
Правда, и цена этого была высока.
Болтали, что он каждый вечер, когда взойдёт луна, омывает свою глефу в жертвенной крови; а для этого берёт он со спасённого города или селения дань новорождённым младенцем.
Говорили, что он безжалостно убивает любого, оказавшегося у него на пути и помешавшего какому-либо из его ритуалов.
Рассказывали, что сперва могущественные короли, рексы и кесари искали его дружбы, предлагая даже собственных дочерей, однако человек с глефой даже не смеялся. Он просто качал головой и уходил, и на губах его при этом не было улыбки.
— Вставай. Поясницу застудишь, рыцарь.
Блейз едва-едва сумел поднять руку в латной перчатке. Человек усмехнулся, пальцы его сомкнулись вокруг запястья рыцаря. Хорошо смазанный доспех не подвёл, не выдал себя позорным скрипом.
— Б-благ-годарю, п-почтенный…
Человек с глефой коротко кивнул.
— Тебе лучше поспешить, рыцарь. Луна высоко, а неупокоенные, как я сказал, не ходят в одиночку. Где твой конь?
— Е-его н-нет… А ч-что осталось — в-вон т-там…
Блейз проклинал себя за позорное заикание. Демоны и преисподние, почему его так корёжит ужас?! Его спасли, ему помогли — так отчего же ему так страшно?!
Человек обернулся. В стороне от дороги, саженях в тридцати, смутно виднелась тёмная груда с торчащими белыми рёбрами — всё, что осталось от Блейзова скакуна.
Дорогого, прекрасно обученного боевого коня, между прочим!