Я беру кубик Рубика и начинаю возиться с ним, вращая цветные грани, прокручивая их, вместе с мыслями, снова и снова. Я освобождаю голову от всех эмоций, становясь спокойным, рассудительным компьютером, и загружаю всю имеющуюся информацию.
Что-то щелкает.
Я пишу Стэнли:
«Встречаемся завтра в шесть вечера в парке».
И закрываю ноутбук, не дожидаясь ответа.
Ночью я не могу уснуть, смотрю в потолок, мой мозг снова и снова перебирает все, что может пойти не так.
Но я приняла решение. Я это сделаю.
Я выпиваю снотворное, продающееся без рецепта, сознание погружается в унылый туман, но я не проваливаюсь в сон. Вместо этого голову начинают наполнять картинки, вещи, о которых я не думала уже несколько лет.
Люди говорят, что прошлое не может ранить. Они ошибаются.
Человеческие существа воспринимают время как линейную последовательность с причинно-следственной связью, словно мы какие-то муравьи, бредущие по бесконечной нити, и всегда двигаемся прямо, никогда в сторону или назад. Мы думаем, что прошлое перестает существовать, как только оно заканчивается для нас. Но это не совсем правда. Некоторые физики-теоретики считают, что время больше похоже на бесконечное море, где все возможности существует одновременно.
В общем, прошлое живо. Оно происходит.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Мне девять лет. Джессамин Кутье, девочка из моего класса, празднует день рождения дома, и я приглашена с ночевкой.
Не знаю, как так вышло. Джессамин мне не подруга. Более того, я слышала в школе, как она говорит про меня гадости. Приглашение попахивает ловушкой, и я не хочу идти, но мама умоляет меня.
— Тебе это пойдет на пользу, — говорит она. — Может, ты заведешь друзей. Пожалуйста, просто попробуй.
И я иду.
Бóльшую часть праздника девочки не обращают на меня никакого внимания. Когда же настает время ложиться спать, они раскладывают спальники на полу в комнате Джессамин, но спать не ложатся — они болтают и смеются, пока я считаю полоски на обоях. Приторный запах клубничных и жвачных шампуней и гигиенических помад, раздражая, заполняет мои ноздри. Это девчачий запах, запах популярных.
— Ну ладно, — тихо хихикает Джессамин, обращаясь ко всем, кроме меня, — теперь каждая должна сказать, какого мальчика она бы поцеловала.
Снова смех, переходящий на визг.
Я замечаю плюшевого лягушонка на кровати Джессамин.
— Знаешь, — произношу я громко. — Некоторые амфибии сбрасывают кожу, а потом съедают ее.
Девочки затихают.
— Они это делают, чтобы сохранить белок.
Никто не произносит ни слова.
— Я пойду в ванную.
Я поднимаюсь.
Когда возвращаюсь назад по коридору к полуоткрытой двери в спальню, я различаю доносящийся оттуда шепот. Я останавливаюсь, затаив дыхание.
— Ребята, нельзя над ней издеваться. Она наполовину отсталая. Мне Кристен сказала.
— А как можно быть наполовину отсталой?
— Ну она как бы жутко умная. Она знает все эти вещи, которые ни один нормальный человек не знает. Она просто чудила.
— Знаете, а ее мамаша тоже с приветом. У нее даже папы нету.
— Моя мама говорит, что ее мама пила, когда была беременна ею, поэтому она и вышла такой.
— Что пила? Алкоголь?
— Блин, ну а что еще? Молоко, что ли?
Они смеются.
— Ш-ш-ш! Кажется, она вернулась.
— Ой, черт!
Я вхожу в комнату, упираю руки в бока и говорю:
— Мама не пьет. Она ни в чем не виновата. Это я просто такая.
Они ерзают на месте, уставившись в пол. На этот раз не я, а они боятся посмотреть мне в глаза.
Моя голова горит. Внезапно сложно дышать. Я хочу забыть всю эту дурацкую ночевку и уйти домой, но если я уйду, они снова начнут меня обсуждать. Поэтому я выключаю свет, залезаю в спальный мешок и объявляю:
— Я ложусь спать.
На несколько минут воцаряется безмолвие. Затем они начинают шептаться. Я затыкаю уши, но все равно их слышу. Запах фруктовой жвачки спальни Джессамин заполняет ноздри и спускается в горло, меня начинает тошнить.
Ненавижу их запах.
Когда терпеть становится невмочь, я уползаю в ванную, и меня рвет пиццей и тортом, съеденными раньше. Они выходят пенными струйками с вкраплениями розовой и желтой глазури.
На улице дождь, и мой дом в полутора километрах отсюда, но мне плевать. Я пешком иду домой. Воздух тяжелый и влажный, а лужайки и деревья насыщенного, экзотического зеленого цвета.