Не знаю, что именно выдало мое присутствие, может, он услышал, как хрустнула веточка у меня под ногой, но через несколько минут он поднимает голову и оборачивается. Мое сердце прыгает в горло. Я быстро опускаю глаза. Ладони становятся влажными, я медленно подхожу и сажусь рядом с ним, не поднимая головы.
— Элви?
Я скрещиваю руки на груди.
— Привет.
Он одет в штаны цвета хаки и рубашку поло под голубой ветровкой, а под правой рукой у него костыль вместо привычной палочки. Из-под штанины виден гипс. После нескольких секунд тишины он нетерпеливо вздыхает:
— Я переживал, что ты не придешь.
— Я же сказала, что приду.
— Да, сказала, — он протягивает руку. — Странно говорить, что мне приятно познакомиться, но вот… привет.
Я нерешительно жму протянутую руку, затем быстро отпускаю, словно коснувшись горячей сковородки. Даже если его обижает мое нежелание его касаться, он не подает виду.
— Знаешь, — говорит он, — забавно, ты выглядишь ровно так, как я тебя представлял.
Первый раз я встречаюсь с ним глазами. И не могу перестать смотреть.
Глаза у него голубые, но не только радужная оболочка — склеры, белки, всё нежного дымчато-голубого оттенка, как внутренность ракушки, которую я однажды нашла на пляже. Я могу так близко их рассмотреть, и на несколько секунд у меня перехватывает дыхание. Мой голос вырывается тонкой струйкой шепота:
— Твои глаза…
Он чуть меняется в лице, мышцы напрягаются, и я останавливаюсь.
Нужно сказать что-то еще, я пытаюсь подобрать слова, но ничего не приходит на ум.
В разговоре мне нужно мысленно просеивать свои реплики через множество фильтров, чтобы убедиться, что они уместны. В онлайн-общении частые паузы в моей речи — не проблема, но здесь все по-другому. Я сижу рядом со Стэнли, с человеком, с которым я болтала каждую ночь на протяжении последних нескольких недель, и не знаю, что сказать.
Я начинаю тихонько покачиваться вперед-назад на скамейке. Ничего не могу с собой поделать. Рука хватает левую косичку. В нескольких метрах от нас, в корнях дерева кролик жует пожелтевшую траву.
И я начинаю бормотать.
— Знаешь, — говорю я, — многие считают кроликов грызунами, но это не так. Они, как зайцы и пищухи, относятся к отряду зайцеобразных. Зайцеобразные — растительноядные, а грызуны — всеядные. К тому же у зайцеобразных четыре резца на верхней челюсти вместо двух.
Он моргает.
Слова льются из меня потоком, заполняя тишину, как воздух заполняет вакуум, и я не могу остановиться:
— Еще о кроликах: у них нет подушечек на лапках. Вместо этого их стопы смягчает толстый слой меха. Они — из редких млекопитающих, у которых есть лапы, но нет подушечек. — Я продолжаю тянуть косичку; понимаю, что выгляжу и говорю совсем как безумная, но ничего не могу поделать. Я все больше волнуюсь, и становится еще хуже. Кролик отпрыгивает на метр дальше и продолжает есть траву.
Он откашливается:
— Это… ммм…
— Весь мир станет тебе врагом, Принц-с-тысячей-врагов, — мой голос звучит монотонно, словно я читаю наизусть детский стишок. — И как только они тебя поймают, они тебя убьют. Но сначала им надо тебя поймать.
Тишина.
Ну все. И пяти минут не прошло, а я уже все испортила. Может быть, мне просто нужно встать и уйти, чтобы избавить его от неловкости, когда он будет искать предлог, чтобы уйти самому.
— «Обитатели холмов», — произносит он.
Тело перестает раскачиваться, вздох застревает в горле.
— Та книга о говорящих кроликах, — продолжает Стэнли. — Это ведь из нее цитата? Солнечный бог говорит это кролику-принцу. Как там его звали?
— Эль-Ахрайрах, — произношу я еле слышно. Я смотрю на него искоса, сцепив руки. — Ты читал «Обитателей холмов»?
— Очень давно. Вот откуда у тебя такой ник в почте — ТысячаВрагов.
— Да.
— Он улыбается:
— Мне он показался знакомым, но я никак не мог вспомнить почему. Мне очень нравится эта книга.
Я уставилась на свои ноги и ерзаю. Затем достаю из кармана толстовки кубик Рубика и начинаю крутить в руках. Я понимаю, что во время разговора невежливо играть в игрушки, но когда я кручу что-то в руках, мне спокойнее. Если бы я не носила с собой повсюду эту вещицу, я бы уже давно начала курить.
— Знаешь, — говорит он, — обычно я молчун. Когда я разговариваю с однокурсниками, они в основном рассказывают мне что-то, а я киваю, это не очень похоже на диалог. Я предпочитаю считать, что просто умею слушать. Но иногда мне кажется, что на мое место можно поставить манекен и ничего не изменится.