Вместо этого я цепляюсь пальцами за край ящика и выдвигаю его, чтобы увидеть название целиком: «Полное руководство по синдрому Аспергера».
И там больше одной — там целая стопка книг.
Я беру в руки первую. Кладу ее на стол и достаю другую, потом следующую и еще одну. Они все по одной теме. Я открываю первую попавшуюся:
«Синдром Аспергера — это форма аутизма, характеризующаяся социальными и коммуникационными трудностями, нетипичным использованием языка и навязчивыми интересами…»
Я пролистываю страницы, пальцы оставляют на бумаге едва заметные влажные отпечатки. Некоторые строчки и параграфы выделены или подчеркнуты. Я листаю страницу за страницей, но читать не получается. Мое зрение размыто. Я натыкаюсь на еще один выделенный маркером абзац:
«Одной из самых дисфункциональных характеристик синдрома Аспергера является неспособность к эмпатии. Из-за отсутствия этой фундаментальной черты многие больные остаются без друзей и находятся в изоляции во взрослой жизни.
Люди с синдромом Аспергера могут казаться чрезвычайно замкнутыми из-за своих ограниченных социальных навыков. Установление отношений с таким человеком может потребовать необычайного терпения».
Так вот как он меня видит? Словно сломанную вещь? А это его пособие, которым он руководствуется, чтобы меня починить?
Книга выскальзывает из рук и со стуком падает на пол.
— Элви?
Он стоит в дверном проеме, опираясь на палочку. Затем делает ко мне несколько осторожных шагов:
— С тобой все в порядке?
Моя грудная клетка ноет.
— Мне нужно идти, — я напряженно прохожу мимо него, через дверь, по коридору в гостиную. Я не могу даже взглянуть на него. Кровь пульсирует у меня в глазах.
Стэнли идет за мной:
— Подожди, скажи мне, что случилось? — он преграждает мне путь.
— Мне не нужна твоя жалость, — процеживаю я сквозь сжатые зубы. — А теперь дай мне пройти.
— Неужели ты всерьез думаешь, что такой человек, как я, проводит с тобой время из жалости?
Вопрос застает меня врасплох.
— Ты могла выбрать любого, знаешь, — произносит он. — Любого, кого пожелаешь. Для первого раза. Ты красивая, умная молодая женщина. Ты знаешь это?
Он издевается надо мной. Точно издевается.
— Заткнись, — бормочу я, — я видела книги у тебя в столе.
Его щеки краснеют.
— Я купил эти книги, потому что хотел понимать тебя лучше. Вот и все. Я не думаю, что с тобой что-то не так. И никогда не думал.
Я скрещиваю руки, крепко цепляясь за собственные локти.
— Присядь, — просит он, — ну пожалуйста!
Я не решаюсь, но потом сажусь в кресло. Он садится на диван напротив меня.
— Когда ты догадался, — спрашиваю я. — Про меня.
— Я, ну… я вроде сразу это подозревал.
Так это настолько очевидно. Может, мне нечему удивляться.
— Там есть абзац, который ты выделил. Об эмпатии.
Он сводит брови:
— О чем? А, да… я его выделил, потому что он показался мне неверным. Ты один из добрейших людей, которых я встречал.
«Добрая». Откуда только у него такие мысли? Когда я делала что-то доброе?
— Они имеют в виду когнитивную эмпатию.
— Что это такое? Не помню, чтобы в книжке было такое выражение.
— Это способность считывать, анализировать и предугадывать эмоции других людей… Это то, что мне… что людям, как я, дается сложнее всего.
Представление о том, что аутичные люди не умеют сопереживать, — это просто гадкий стереотип, но такую точку зрения я слышала и от некоторых специалистов, несмотря на очевидные доказательства обратного. К примеру, Темпл Грандин — вероятно, самая известная личность с аутизмом из ныне живущих — спроектировала наиболее гуманный тип скотобойни, где скот содержится в спокойствии и умиротворении до самого конца. Она много сил приложила, пытаясь уменьшить мучения, которые животные испытывают лишь ради человеческого удобства. Неужели никто не видит в этом сострадания?
— В одной из книг написано, что человек может не осознавать, что у него синдром Аспергера, — говорит Стэнли.
Я рассеянно тру большим пальцем коричневый вельвет дивана.
— Я осознаю.
Почти все детство моим диагнозом было ПРР-БДУ — первазивное расстройство развития без дополнительных уточнений. Когда мне исполнилось четырнадцать, его заменили на синдром Аспергера. В новом издании «Руководства по диагностике психических расстройств» диагноз «синдром Аспергера» упразднен, поэтому технически моего заболевания больше не существует: если я когда-нибудь вернусь во врачебный кабинет, для меня придется искать новый ярлык. Но неважно, как это называется. Я всегда останусь такой.