— Иногда, — шепчет она, — ты кажешься такой далекой.
Не знаю, что она имеет в виду, я сижу напротив нее.
— Словно это становится все хуже, — говорит она. — Словно тебя куда-то уносит и я не могу тебя спасти.
Ее слова мне совершенно непонятны. Но я знаю, что сейчас она очень расстроена, и знаю, что это по моей вине. Мои пальцы глубже впиваются в кролика. Я боюсь сказать что-то не так и ранить ее еще больше, поэтому ничего не говорю.
Она с дрожью вздыхает:
— Прости, — вытирает слезы и неуверенно улыбается. — Пойдем гулять. Поехали на озеро. Как тебе такой план?
Напряжение во мне спадает. Мне нравится на озере.
— Хорошо.
Пока мы едем, мама говорит:
— Мы со всем справимся. Вот увидишь. Все изменится. Я пока не знаю как, но уверена, что все изменится. Хочешь, послушаем музыку?
— Да.
Мы ставим кассету. Я прислоняюсь щекой к окну. От моего дыхания оно запотевает. Снаружи проносятся поля и дома. Мое горло сдавлено, точно его обвивает невидимая проволока.
— Прости, что со мной так много проблем, мама.
Сначала она ничего не отвечает.
— Ты не виновата, милая. Если кто-то и виноват, то только я.
За окном мелькают поля и полоски газонов.
— Ты была таким счастливым младенцем, — ее голос звучит очень тихо, словно она разговаривает во сне. — Ты была абсолютно нормальной. А потом началась школа, и вдруг все эти… проблемы, ты как будто не могла играть с другими детьми. Иногда ты возвращалась домой и просто сидела на кровати, покачиваясь вперед-назад, — ее голос срывается. — Все врачи говорят, что такое случается, что родители ни в чем не виноваты. Но я все думаю, что, если врачи ошибаются? Что, если это я что-то сделала не так. Или, может, я могла бы все изменить, если бы заметила раньше и нашла тебе специалистов до того, как начались эти проблемы… не знаю, — она вытирает уголки глаз. — Мне кажется, что я… я подвела тебя.
Это не так. Я точно знаю, что не так. Но не знаю, как ей объяснить. Мне не хватает слов.
Когда она снова заговаривает, ее голос еле слышен:
— Я скучаю по тебе настоящей.
По мне бегут мурашки. «Но я и есть настоящая, мама», — хочу сказать я, слова застревают в горле.
— Я знаю, конечно, что ты все еще там, — быстро добавляет она, словно понимая, что совершила ошибку. — Где-то… глубоко… внутри.
Впереди появляется озеро — синее и безмятежное, но болезненное ощущение в животе не проходит. Я не «там», мама. Я прямо здесь. Разве ты не видишь меня?
Мы подходим к озеру, мама расстилает плед и достает сэндвичи. Я сижу рядом с ней, держа в руке сэндвич с арахисовым маслом и джемом, и смотрю на зеркальную гладь воды. Это часть озера Мичиган, мама рассказывала мне, но лишь маленькая его часть; озеро настолько большое, что омывает четыре разных штата, а наш пляж кажется маленьким и уютным. Песок белым полумесяцем огибает воду, на берегу растут деревья.
Я откусываю кусочек. Сэндвич кажется сухим и липким. Я стараюсь сосредоточиться на солнечном тепле, прохладном ветерке и умиротворяющем беге маленьких волн, омывающих берег.
Мама пытается погладить меня по голове. Для меня это неожиданно, поэтому я немного уворачиваюсь, а она делает вид, что не замечает этого:
— Я так сильно тебя люблю. Ты для меня — весь мир. Ты же знаешь?
Кусок застревает в горле. Я проглатываю его.
Я скучаю по тебе настоящей.
Интересно, к какой «мне» мама сейчас обращается.
— Ты же знаешь? — повторяет она.
Мне удается легко кивнуть. Обычно я бы ответила «я тебя тоже люблю», но сейчас почему-то я вообще боюсь что-либо говорить.
Рак-отшельник медленно ползет по песку. Я отвлекаюсь от всего остального и начинаю наблюдать за тем, как движутся его разделенные на сегменты ноги, покачиваются усики и блестят маленькие пуговичные глаза.
— Мисс? Извините, мисс?
Я поднимаю голову и моргаю. Тучный человек с редкими седыми волосами стоит рядом с моей машиной, вперив в меня взгляд:
— Позвольте спросить, что вы тут делаете?
Не знаю, сколько времени я провела на парковке перед школой. Но странно, что здесь вообще кто-то есть в такой час.
— Ничего, — я включаю заднюю передачу.
— Мы знакомы? — спрашивает мужчина странным тоном.
Я замираю и снова поднимаю голову. Это мой бывший директор. Он стал более грузным, и на его лице появилось больше морщин, но у него все те же маленькие водянистые глаза.
— Нет, — говорю я, — мы никогда раньше не встречались.
Прежде чем он успевает что-то сказать, я даю задний ход.