Пошел снег. Толстые, тяжелые хлопья летят вниз и оседают на моих волосах и одежде. Несколько минут я смотрю на снегопад, затем сажусь в машину.
По возвращении домой я обнаруживаю ярко-желтое уведомление о выселении.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Я смотрю на него в оцепенении.
Я думала, у меня в запасе больше времени. Но это неважно. Так или иначе, у меня нет денег, а миссис Шварц давно искала повод избавиться от меня. Я принимаю решение съехать прямо сейчас, избавив себя от унижения и не ждать, пока меня выселят насильно.
У меня не так много вещей. Телевизор старый, а мебель по большей части развалилась. Я складываю одежду, туалетные принадлежности, кубик Рубика, ноутбук, последние оставшиеся деньги и сколько влезет книг в спортивную сумку. Я замираю, увидев одинокую гвоздику, которая так и стоит в стакане на кофейном столике, хрупкая и мертвая. Я достаю ее из стакана и кладу в сумку поверх вещей.
Повесив сумку на плечо, я оглядываю гостиную, где провела столько вечеров, смотря телевизор на матрасе и поедая хлопья или взбитые сливки, обильно запивая их апельсиновой газировкой. Голые стены и облезлый, потрепанный ковролин тоже смотрят на меня. Не так много, но все это было моим. Это первое место, которое было моим.
Я забрасываю пожитки на заднее сиденье машины.
Телефон вибрирует в кармане. Я открываю его, и сердцебиение учащается. Сообщение от Стэнли: «Я знаю, то, что было между нами, было по-настоящему. Я это не придумал».
Он не теряет надежды. Несмотря на то, сколько времени прошло.
Я думаю перезвонить ему и попробовать все объяснить. Но я не настолько сильна. Я знаю, что в конце концов все ему расскажу и он будет чувствовать себя обязанным мне помочь. Если я не исчезну сейчас, этого не случится никогда. Но это должно случиться. Самое милосердное, что я могу сделать, — разбить ему сердце.
Мой живот скручивает спазм. Я складываюсь пополам, хватая воздух ртом, прижимая ладони к животу.
Стэнли сидит рядом со мной на скамейке в парке, он протягивает мне руку.
Он со мной в комнате мотеля, касается меня и шепчет, что я красивая.
Он ведет меня по льду. Он подхватывает и обнимает меня, когда я поскальзываюсь, а вокруг нас падает снег.
Мы рядом в его кровати, наши тела прижимаются друг к другу, так тепло и близко, что кажется, будто мы можем расплавиться друг в друга, как две лужицы воска от свечей.
Мы лежим бок о бок в траве, держась за руки под холодным дождем, в небе сверкают молнии, и сквозь ревущую бурю я слышу самый неожиданный звук — звук его смеха: высокий, молодой и прекрасный.
Постепенно я выпрямляюсь. Я смотрю на экран и отправляю сообщение: «Прощай». Я удаляю имя Стэнли из контактов, полностью очищая память телефона. И выкидываю телефон на помойку за домом.
И вот так Стэнли перестает быть частью моего мира. Больше нет телефона, по которому он может позвонить, или адреса, по которому он может меня найти. Я осталась одна.
Я проезжаю по городу и паркуюсь на пустой стоянке, где меня точно не побеспокоят. Я сворачиваюсь калачиком на заднем сиденье, положив голову на сумку, и проваливаюсь в туманную полудрему. Мне снится странный, хаотичный сон о буддистской притче, которую я когда-то читала.
В ней были обезьяна, выдра, шакал и кролик. Они решили совершить милосердные поступки, надеясь, что за большую добродетель им воздастся. И вот они нашли нищего, сидящего у костра. Он умирает от голода. Обезьяна собирает фрукты, выдра — рыбу, шакал крадет кувшин молока, а кролик может собрать только траву.
Все они приносят свои дары старику и кладут рядом с костром. Но старик не может съесть траву, поэтому кролик стыдится и чувствует себя никчемным из-за нелепости своего дара. Тогда он бросается в костер, чтобы отдать старику свое мясо.
В притче старик оказывается святым с мистическими способностями, который оживляет кролика и вознаграждает его за самопожертвование. Но во сне этого не происходит. Кролик продолжает гореть.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Я иду мимо рождественских гирлянд, украшающих витрины. По краям тротуара скапливается мокрая грязная жижа. Та же жижа брызгами летит из-под колес проносящихся мимо машин. Холодный ветер теребит мокрые ленты на праздничных венках, висящих на уличных фонарях и дверях магазинов.
Я захожу в забегаловку с хот-догами и кладу на прилавок несколько смятых долларов:
— Острый хот-дог с сыром и всеми добавками.
Продавец протягивает мне лоснящийся хот-дог, обернутый в бумагу, вместе со сдачей — четвертаком и одним центом, это теперь в буквальном смысле все, что у меня осталось.