ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Мама смотрит на меня. У нее бледное, ничего не выражающее лицо, глаза красные.
— Прости, Элви.
Все разрушено.
Без этих таблеток…
Все только стало налаживаться, а теперь все кончено.
Я не справилась.
Я не могу так продолжать…
Она тянется ко мне:
— Иди сюда.
Что-то в выражении маминого лица вызывает во мне беспокойство. Я закусываю нижнюю губу и подхожу к ней. Она притягивает меня в объятия, и я начинаю напрягаться, потому что они слишком крепкие. Я дергаюсь, но мама сжимает меня еще крепче. Мне больно.
Наконец она с улыбкой отстраняется, в ее глазах блестят слезы.
— Иди вымой руки и сделай домашнее задание, а потом сядем ужинать.
— У меня больше нет заданий.
— Ах, — она проводит рукой по волосам и смеется несколько визгливо, — точно.
Я иду в ванную и мою руки.
Мама зовет меня на кухню. Она приготовила мой любимый ужин — куриные наггетсы и макароны с сыром. Она наливает себе ромашковый чай, а мне протягивает стакан яблочного сока.
Ее глаза блестят, а зрачки чуть расширены. Когда зову ее: «Мама», она, кажется, слышит меня не сразу. Несколько секунд она смотрит в пустоту, потом туманно улыбается и произносит:
— Что такое, милая?
— Ты не голодна, — спрашиваю я. Она едва коснулась своей еды.
Она опускает взгляд на тарелку и говорит:
— Кажется, нет.
Куриные наггетсы у меня во рту кажутся сухими и черствыми.
— Я так сильно люблю тебя, Элви, — говорит она. — Я хочу, чтобы ты знала: что бы ни случилось, это потому, что я люблю тебя. Ты, возможно, не поймешь, но, пожалуйста, поверь мне.
— Хорошо. — Я совсем ничего не понимаю.
— Допей сок, — говорит она.
Я делаю еще один глоток сока. Вкус странный, как у мела, я останавливаюсь.
— Давай-давай, пей.
Я разглядываю сок — он немного мутный. Мама смотрит выжидающе, поэтому я продолжаю пить, сок стекает в горло плотной и горькой струйкой. Меня немного тошнит, но удается заставить себя выпить его до дна.
Когда не остается ни капли, мама говорит:
— Не хочу, чтобы тебе было больно.
— Мне не больно.
Она, кажется, меня не слышит. Она вяло тычет вилкой в макароны.
— Я никогда тебе не рассказывала про отца, — ее голос звучит словно издалека, словно она разговаривает во сне. — Хотя не только это. Я ведь и про себя не рассказывала. Но обо мне особо нечего рассказывать. Я ничего не добилась. Учеба, работа, отношения… — ничего из этого не вышло. А когда я встретила его, то подумала, что наконец хоть что-то получится… но скоро все закончилось. Это не твоя вина, Элви, — она тихо вздыхает. — А сейчас это уже неважно.
Остатки порошка стекают по стенкам стакана. Зрение перестает быть четким, и я моргаю. В голове странное ощущение. Я опускаю взгляд на свои недоеденные макароны и наггетсы, они плывут рыже-коричневыми пятнами. Голова падает на грудь, изо рта на футболку тонкой струйкой вытекает слюна.
Что со мной происходит?
— Не хочу, чтобы ты закончила, как он.
— Ууу, — из моего рта вырывается липкий, как сироп, стон.
Ножки стола скрипят, когда мама встает. Она подходит ко мне и кладет руки мне на плечи. Я, одурманенная, отклоняюсь. Я пытаюсь спросить у нее, что происходит, но вместо слов изо рта вырывается еще один стон.
— Тихо-тихо.
Она поднимает меня со стула. Я как марионетка — голова и конечности болтаются, а мама переносит меня на диван и садится рядом. Она держит меня на руках, крепко сжимает и начинает качать.
Мама гладит меня по свесившейся набок голове. Все как в тумане. Мир медленно вращается вокруг, словно я на карусели.
Обычно от нее пахнет медом и ванильным шампунем. Теперь же к ней прилип кислый, затхлый запах, будто она не мылась несколько дней, и она так крепко, до боли, меня сжимает. Ее пальцы впиваются мне в ребра, как будто она боится, что я улечу, если она ослабит хватку.
— Я так сильно тебя люблю, Элви, — говорит она. — Ты понимаешь это?
Я открываю рот, но из него вытекают только слюни.
Что-то точно не так. Если бы я могла ясно соображать, я бы поняла, что происходит, но когда я пытаюсь сосредоточиться на мыслях, они ускользают, как юркая рыбешка сквозь пальцы.
Я пытаюсь произнести: «Мам, что происходит?», но у меня онемели губы и язык, и выходит только «ууу, вуу руу».
Она начинает петь. Она иногда пела мне эту песню, когда я была маленькой, — «Мой милый за океаном». Но теперь она поет ее с моим именем: «Моя Элви за океаном… моя Элви за океаном…» По моему лицу текут слезы. «Моя Элви за океаном…»