Он прижимает мою голову к своему плечу и качает меня вперед-назад.
Я плачу очень долго. А когда перестаю, чувствую себя измотанной, слабой и пустой. Но пустота эта какая-то чистая. Я чувствую себя обновленной, словно младенец, открывающий впервые глаза и видящий мир во всей его странности и красоте.
— Не очень-то нам повезло с семьями, как думаешь, — говорю я слабым и хриплым голосом.
У него вырывается нервный смешок:
— Нет.
— Если у нас когда-то будут дети, — говорю я, — давай будем лучше.
В ту ночь мы вместе спим на его кровати, впервые с тех пор, как я переехала. Он придвигается ко мне в темноте:
— Ты останешься?
Я беру его руку в свою и прижимаю к щеке:
— Останусь.
Его волосы блестят в свете лампы, я касаюсь их. Они мягкие, словно мех; есть что-то успокаивающее в их текстуре. Я медленно пропускаю пряди между пальцами. У него перехватывает дыхание.
— Что, так неприятно, — спрашиваю я.
— Нет, приятно.
Я касаюсь его шеи сзади, где кожа теплая и бархатная, и он ежится. Когда я запускаю пальцы за воротник его футболки, он напрягается, поэтому убираю руку и продолжаю медленно гладить его волосы.
Мне этого недоставало. Недоставало возможности касаться его. Его тепла, его запаха. Это ощущение пробуждает во мне нечто беспокойное, и мне хочется большего.
Я кладу ладонь на его бедро.
— Элви, — выдыхает он.
— Что не так.
— Я не то чтобы не хочу, я хочу, поверь. Просто… у меня на ногах все еще ортезы. Я едва ли могу двигать нижней половиной тела. Ну… — он хмыкает. — Та самая часть у меня в порядке, но все же. Должно пройти время, прежде чем я смогу таким заниматься.
— Даже если мы не можем заняться этим обычным способом, мы можем сделать что-то еще. Когда я изучала вопрос…
— Изучала?
Ах, да, я же ему не говорила.
— Я посмотрела кучу порнографии, чтобы подготовиться. В смысле, к первому разу.
— Хм, — он отводит глаза.
— Я видела множество разных позиций и способов, — продолжаю я.
— Элви, — его голос кажется немного напряженным.
— Что.
— Я хочу, чтобы наш первый раз был особенным, — он берет меня за руку. — Я очень хочу сделать это правильно. Я хочу быть готовым и не хочу быть в негнущихся ортезах, когда это произойдет.
Эти слова ставят меня в тупик.
Когда я первый раз предложила это Стэнли, я просто хотела доказать себе, что могу этим заниматься. Мне было даже неважно, понравится мне или нет, я просто хотела ощутить связь с другим человеческим существом, хотя бы на одну ночь. Но сейчас все иначе. Я хочу именно его. Я хочу касаться его, чувствовать его кожу на своей.
Но я вспомнила, что он рассказал о своей матери — как после этого он даже перед врачом не мог раздеться.
— Мне просто нужно чуточку времени, — шепчет он.
Стэнли был терпелив со мной. Я тоже смогу потерпеть.
Я касаюсь его груди и говорю:
— Когда будешь готов.
Он расслабляется, и я понимаю, что правильно сделала, решив не настаивать.
И все же небольшое разочарование остается. Мы так много открыли друг другу, и это последняя преграда между нами.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Озеро выглядит таким же, каким я его запомнила, — гладкое, глянцево-синее, словно зеркало. Я останавливаю машину на небольшой парковке рядом с пляжем.
— Ты точно хочешь это сделать? — спрашивает Стэнли.
— Да.
Заря подсвечивает облака розовым, я иду по мокрому песку. Ноги трясутся, и пот струйкой стекает по спине, несмотря на бодрящий, прохладный воздух. Я встаю лицом к воде. Волны лижут песок.
Тело моей матери извлекли из озера во время расследования много лет назад. Позже я узнала, что ее кремировали по воле каких-то дальних родственников, которых я ни разу в жизни не видела. Не осталось ни гроба, ни могильного камня. И хотя она уже не в озере, это место больше всего походит на ее могилу.
Я сажусь на корточки и кладу руку на гладкий, пропитанный водой песок. Он теплый, словно живой. Волны заползают на мои пальцы. Осторожно, одним пальцем я вывожу на песке имя: КЭССИ ЭЛИАНОР ФИТЦ.
Для меня она всегда была мамой. Я не знаю, кем она была помимо этого. И у меня уже не будет возможности узнать.
Я вспоминаю те деньки, до того, как начались все эти неприятности, когда мы просто были матерью и дочкой. Мне три или четыре годика. Мы с мамой вместе готовим печенье. Я в восторге от липкого теста, без конца опускаю в него руки и играю с ним, как с глиной, измазываю им лицо и волосы, и все это время мама смеется. Потом она начисто вытирает мне лицо, а сама сияет. Он целует меня в макушку и произносит: «Ты хоть знаешь, что ты у меня самая лучшая?»