Когда было выдвинуто предложение созвать еще одно заседание ученого совета по поводу работы Шамсизаде и создать комиссию для глубокого изучения, он воспринял это совершенно спокойно. Даже, вопреки своим правилам, не устроил на заседании никакого шума. Лишь пренебрежительно махнул рукой:
— Напрасный труд! Хоть пять комиссий создавайте, ничего из этого не получится. Только зря время потратите!
Однако вчера в конце дня он неожиданно узнал, что комиссия дала работе высокую оценку. По распоряжению директора был срочно составлен проект и отправлен на опытный завод.
Спесь мгновенно слетела с Бадирбейли, он напоминал раздраженную змею. Ночь спал беспокойно и рано утром, чтобы удостовериться в правильности услышанного, помчался сначала в проектный отдел, а оттуда, разъяренный, на завод. Все подтвердилось.
…У себя в кабинете он не задержался. Что долго гадать и раздумывать? Все и так ясно как день. Удар нанесен одним из его противников проректором Муршудом Гамзаевым. Хлопнув дверью, Башир быстро спустился на первый этаж.
Когда он раскрыл дверь в кабинет Гамзаева, тот, расстелив на столе газету, вынимал из портфеля домашнюю диетическую еду. Гамзаев страдал язвой желудка и потому не ходил в буфет или столовую, а обедал у себя в кабинете.
— Опять контрабандой занимаетесь, Муршуд Балаевич! — прямо с порога крикнул Башир Бадирбейли и, не дожидаясь приглашения, нагло прошел в кабинет и уселся на стул.
Гамзаев прекрасно понимал, на что намекает Башир Бадирбейли, однако решил все обратить в шутку.
— Какая же контрабанда, Башир Османович? — заговорил он. — Все это мое, честно заработанное, из дому принес. Пожалуйста, садись отведай кусочек…
Бадирбейли брезгливо поморщился:
— Спасибо! Иной пищей ты уже накормил меня!
Гамзаев спокойно прожевал кусок, проглотил:
— Похоже, что ты хочешь сказать мне что-то важное. Говори прямо, что случилось?
— Будто и сам не знаешь!
— Скажешь — узнаю…
— Ты мне зубы не заговаривай, Муршуд, я тебе не ребенок!
Гамзаев укоризненно посмотрел на собеседника и снова заговорил шутливо, но за шуткой легко было почувствовать серьезный смысл его слов:
— Конечно, не ребенок! У тебя уже внуки, которым жениться пора, не сегодня-завтра прадедом станешь. Но… извини меня, ведешь ты себя хуже ребенка, и поступки твои недостойны аксакала.
Бадирбейли вскипел:
— Ты бы лучше о своих поступках поговорил, Муршуд. Они опасны! Ты вводишь в заблуждение общественность, открываешь дорогу преступлению!
Гамзаев тихо покачал головой, усмехнулся:
— Ты и вправду постарел, Башир, прямо даже в детство впал. Из-за чего нервничаешь? Успокойся, не кричи, мы и так прекрасно слышим друг друга.
— Ласковое слово дела не меняет, Муршуд. Мне для спокойствия иное требуется.
— Что, например?
— Прежде всего соблюдение дисциплины! Необходимо покончить с самоуправством, следует подходить к каждому заданию с точки зрения государственной выгоды. И еще! Не ставить подножки всему коллективу!
— Серьезные обвинения, Башир. Тут общими словами не отделаешься. Конкретно изложи суть своих претензий.
— А конкретно! Ты либо не знаешь полномочий комиссии и ее председателя, либо намеренно их нарушаешь!
У Гамзаева начисто пропал аппетит, и он стал заворачивать в газету свой «обед».
— Мне хорошо известны полномочия и комиссии, и ее председателя, — все еще примирительным тоном произнес он.
Но Башир по-своему истолковал этот тон Муршуда: виноват, мол, и пытается загладить свою вину. И он, возбужденный, бросился в новую атаку:
— А раз известно, должен знать, пока результаты проверки комиссии не обсуждены на специальном заседании ученого совета и не принято соответствующее постановление, у председателя нет никаких юридических прав отдавать распоряжения! Иначе это нарушает наш священный советский закон!
— Ошибаешься, если результаты проверки удовлетворяют комиссию и она совершенно уверена в правильности своего решения, то можно дать необходимые распоряжения. И ничего здесь нет такого, что противоречило бы закону!