— Благодарствую за ужин, — встав я, слегка поклонилась мужу.
— На здоровье, на доброе, ладушка моя. — Улыбнулся муж.
Я убирала со стола, он наблюдал за мной.
— Боги к тебе благосклонны, ты быстро восстановилась. Я сегодня ездил в город, купил одежду для тебя, она в сундуке, в спальне.
— Благодарю.
Я налила из большого чугунка, стоявшего в русской печке, воды в пластиковый таз и начала мыть посуду. Посуда для еды, тарелки, кружки, кувшины, были только из глины, но очень красивые, расписанные и покрытые лаком.
— Посуду здесь делают? — Полюбопытствовала я.
— Конечно! Ну—ка, вспомни, кем я тут работаю.
Я повернулась к мужу, призадумалась, и увидела перед глазами свои руки в глине. Я пытаюсь вылепить кувшин, а он мне помогает, направляя мои руки:
— Аккуратнее. С глиной нужно как с женщиной, смелее и нежнее.
Воспользовавшись моментом, мужчина целует меня в шею, и по мне пробегают волны желания.
А вокруг нас на столах много заготовок, кувшинов, кружек и свистулек.
— Ты гончар!
Верно. — Улыбается муж.
— А что, общине нужно так много посуды?
— Ну, бывает и общине нужно. Посуда невечная. Но у нас в городе есть своя сувенирная лавка, вся продукция расходится на ура. И людям польза и радость, и общине доход.
— Сколько здесь людей живет?
— Полторы тысячи, без малого.
— Много.
— Ни мало. — кивнул муж.
— И чем живете?
— Своим хозяйством, сувенирами, праздниками старообрядческими для народа, продукты на ярмарку возим по субботам. Мясо, мед, яйца, овощи, хорошо разбирают.
— То есть, обособленно не живете?
И, да и нет. Взаимодействием с внешним миром у нас всего 12 человек занимается. В само селение посторонние не заходят. Чуть подальше, есть отдельный небольшой поселок для отдыхающих в славянском стиле.
— Территориально мы, где находимся? В Черногории?
— В Словении.
Муж подошел и начал протирать полотенцем помытую мной посуду.
От него так фанило желанием, взять меня прямо здесь и сейчас, что мне захотелось сбежать с криком — спасите, помогите! На всю улицу.
Перед глазами всплыла картина, как мы занимались любовью прямо в его мастерской, на столе. Его сильные руки жадно мяли мое тело. Я двигала бедрами в такт его мощным толчкам, сходя с ума, от все нарастающих, приятных ощущений.
Вашу мамашу!! Как некстати видение—то! Мое тело, живо на него отозвалось, и теперь желание проснулось и во мне. И Влад, как оборотень, конечно, это чувствует.
Он бросает полотенце, резко разворачивает меня к себе, от испуга, я роняю и разбиваю кружку. А меня уже грубо схватили за попу и приподняли над землей вынуждая, обвить ногами мужа за талию. Я чувствую, как его закаменевшее достоинство до боли упирается мне чуть ниже живота. Влад тянется к моим губам, но я, рискуя упасть, упираюсь руками ему в грудь, и выдаю первое, что пришло в голову: — Зачем ты убиваешь девушек?
Глава 17, часть 2
Взгляда Влада при этом я, не забуду никогда. Его словно ледяной Водой окатили, он до боли впился пальцами в мои ягодицы, я аж вскрикнула, мой крик отрезвил мужа. Он моргнул, сглотнул и заговорил севшим голосом:
— Это не я.
— Врешь! У тебя татуировка на руке, как у Вадима! Ты его подставить хотел!
— Хотел, — кивнул муж, — но убивал не я. — Дима.
— По твоему приказу! Невелика разница!
Я спрыгнула с мужчины и отвернулась. В сердце бушевали страх и отвращение одновременно.
— На войне — как на войне, Мариш. — Вздохнул Влад.
— Так, иди к лютичам, с ними и воюй, если есть за что, лицо в лицо, глаза в глаза. Зачем кровь невинных проливать?! Это, мало того, что подло, еще и грех.
— Это жертва нашим богам. И они ее приняли. Ты вернулась, так быстро поправилась, это ли не милость вышних?
— Прекрати это! Прошу! Не нужно больше крови! Наша дочь, там мучается! Ей тяжко от наших грехов.
— Ты видела Миру? — мужчина, казалось, был поражен.
— Да. Ей там плохо, она говорит, что слишком много тьмы, меж нами.
Я не удержала, слез, Влад тоже заметно помрачнел, пошел в угол к идолам и начал молиться, молился, судя по просветленной ауре искренне. Только молился, как—то странно не на коленях как принято, а, наоборот, стоя прямо как струна и, вознеся, руки к небу. Я с интересом за ними наблюдала, мне казалось, что пространство действительно отзывалось на его посыл к богам.
— Где ты Вика? Где ты, моя хорошая, — снова зазвучал в голове тревожный голос Вадима. Он словно умолял меня отозваться.