— Если говоришь, то говори прямо! — попросил Дэвид, Остатки самообладания покинули Аннемари.
— Ну, давай, скажи, что думаешь, — подначивал ее Дэвид. Но она продолжала упрямо молчать, и он был вынужден толкнуть ее в бок локтем. — Ну, так что же ты? — снова попробовал он разговорить ее. Но Аннемари стояла не отвечая.
В конце концов она решила, что долго не выдержит, и сдалась.
— Ну ладно. Думаю, ты здесь потому, что тебя мучило то же самое, что и меня.
— И что же это такое?
— Харан.
И снова она отошла в сторону, на этот раз к церковной ограде.
— Мне сказали, что нас с тобой связывает только общая душевная травма, — бросила она через плечо.
Он поймал ее за руку и удержал на месте.
— Ты сама понимаешь, что это просто чушь. Я, например, не могу даже с уверенностью сказать, о чем мы с тобой говорим. Кстати, кто это тебе сказал что-то там насчет связи?
— Мой психотерапевт. Я несколько раз была у него, когда вернулась домой. Мне его порекомендовал мистер Бим из Госдепартамента США. Я пошла только потому… в общем, из-за той сцены, которую устроила в больнице, когда меня не пустили к тебе. Я никогда не позволяла себе ничего подобного. Психотерапевт сказал, что это признак душевной травмы. Последствия того, через что мы прошли в Харане. Ну а поскольку ты, несмотря на расстояние, приехал сюда, очевидно, у тебя те же проблемы, что и у меня. Но ты не слишком переживай, — добавила она, заметив, как Дэвид нахмурился. — Вот увидишь, все пройдет. Это примерно то же самое, что бывает с теми, кто воюет бок о бок. Товарищи по оружию часто думают, что их боевое братство сохранится на всю жизнь. Но стоит войне закончиться, как они разлетаются кто куда и никогда больше не видят друг друга. Никогда. И главное, им этого даже не хочется.
Аннемари посмотрела на Дэвида. Вид у него был явно озадаченный.
— Такое часто случается с людьми, вместе прошедшими через опасность. Их связывает — эмоционально… Эй, послушай, ты почему так смотришь на меня? — воскликнула она, не в силах выдержать пристальный взгляд Дэвида.
— Потому что никак не могу взять в толк, что ты несешь!
— Я пытаюсь объяснить тебе суть стокгольмского синдрома. Вернее, стокгольмского синдрома наоборот.
— Хорошо. Пусть будет стокгольмский синдром. Пусть даже стокгольмский синдром наоборот! Но какое отношение все это имеет к нам с тобой?
— Как какое? Именно из-за него я не сплю по ночам, из-за него я постоянно думаю о тебе. — Аннемари умолкла. Видит Бог, она не хотела этого говорить, но слова вырвались у нее сами собой.
— Ты… постоянно думаешь обо мне? — медленно произнес Дэвид.
— Да, — еле слышно повторила Аннемари и робко посмотрела ему в глаза.
— И после всего этого ты считаешь, что нас связывает только душевная травма? И ничего другого между нами нет?
— Да, — негромко повторила Аннемари и облегченно вздохнула. Кажется, до него наконец стало доходить.
— И я не должен придавать значения своим чувствам, потому что это рано или поздно пройдет?
— Да, — выдавила она еле слышно.
Дэвид сложил руки на груди и на мгновение задумался.
— Так ты все-таки хочешь знать, почему я здесь?
— Нет, — ответила Аннемари.
— А почему, собственно, нет? — переспросил он, беря ее за руку и привлекая к себе.
— Я не знаю…
— Потому что ты меня боишься?
— Нет, — поспешила возразить Аннемари. Дэвид взял ее вторую руку.
— Что ж, спасибо и на этом. Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала.
— Что? — Аннемари не поверила собственным ушам. Теперь он держал ее за обе руки, однако не пытался притянуть ближе.
— Я хочу, чтобы ты меня обняла, — негромко произнес Дэвид, и Аннемари подняла голову. В глазах Дэвида она не заметила никакого лукавства, наоборот — отчаяние — такое же, какое она видела в зеркале на своем лице после очередной бессонной ночи.
— Дэвид, — прошептала она и, освободив руки, потянулась к нему.
Дэвид негромко застонал и прижался лицом к ее шее. Они замерли, обнявшись посреди старого кладбища, и даже не обратили внимания на набитый туристами автомобиль, который медленно проехал мимо них по узкой дороге.
— Я устал, Анни.
— Знаю, — прошептала она и подняла к нему лицо. Мгновение он колебался, но затем его губы жадно потянулись к ней. Она моментально утратила благоразумие, и губы ее раскрылись навстречу. Поцелуй был именно таким, каким она его себе представляла, — долгим и ужасно приятным. Это был тот самый поцелуй, которым они так и не обменялись в пустыне у Красного моря.
Руки Дэвида скользнули по ее телу, прижимая к себе, лаская ее грудь. Аннемари чувствовала его твердую мужскую плоть, упиравшуюся ей в живот, и в ней самой поднялась волна желания. Весь мир куда-то пропал, исчез, остался лишь Дэвид и ее неутолимый голод по любви. Она приникала к нему все теснее, словно боялась, что он исчезнет, страстно желая, чтобы он прикасался к ней, любил ее, наполнил своим мужским естеством…
Дэвид первым прервал затянувшийся поцелуй. Дыхание его было горячим и прерывистым.
— Анни, — прошептал он и попытался снова поцеловать ее, но она оттолкнула его руки. Господи, что это, она совсем потеряла голову!
Аннемари отстранилась от Дэвида. Ну почему, почему их с Дэвидом связывает еще и взаимное физическое желание? Почему их обоих готов поглотить огонь страсти?
— Не называй меня Анни. Меня так никто не называет.
— А я буду, — спокойно ответил он. И вновь протянул к ней руки, но Аннемари резко шагнула в сторону.
— Нам надо поговорить…
Она все еще не могла прийти в себя. Ведь ему ничего не стоило овладеть ею прямо здесь, на старом кладбище, тем более что она не оказала бы ни малейшего сопротивления!
— Нет, — упрямо выговорила она.
— А я говорю — да, — не сдавался Дэвид. — Я отлично понял все, что касается общего синдрома, но если ты считаешь, будто я без ума от тебя только поэтому, то нам есть о чем поговорить. Ты рассказала своему психотерапевту, что мы делали с тобой до того, как нас взяли в заложники?
— Не понимаю, о чем ты!
— Не увиливай, прекрасно все понимаешь. Между нами уже начиналось нечто такое, еще до того, как нас схватили. И не говори мне, что первый раз слышишь об этом. Или, по-твоему, если я проявил к тебе интерес, то значит, увиваюсь за каждой юбкой, которая появляется в посольстве?
— Откуда мне знать?
— Что ж, согласен. Но ты сразу мне понравилась. С первой минуты, как только я тебя увидел. Ты была такая милая, такая хорошенькая и наивная с этой своей жестянкой!
Он улыбнулся, и Аннемари, не сдержавшись, улыбнулась ему в ответ. Неожиданно на нее накатила усталость. Дэвид снова заключил ее в объятия, и на этот раз она не стала сопротивляться, а, наоборот, положила ему на плечо голову.
— Наверно, в тот день мне не надо было идти с тобой, — тихо произнес он. — Если бы я тогда… — И он снова крепко сжал ее. — Прости меня, Анни. Мне так хотелось быть рядом, рассказать все, что мне известно о Харане, произвести на тебя впечатление. Мне хотелось, чтобы ты запомнила меня. Я обязан был тебя оберегать, но не смог. Ведь я должен был предвидеть, что происходит нечто неладное!
— Дэвид, не надо, прошу тебя.
Аннемари ни в чем его не винила. Ну зачем ему корить себя, разве он виноват?
— Я здесь только по одной причине, Аннемари, — из-за тебя. Мне… я хочу заново начать все с того самого момента, когда мы с тобой… как будто тогда в Харане с нами ничего не произошло.
— Боюсь, ничего не получится…
— Почему?
— Потому что мы очень разные.
Он отстранил ее от себя, чтобы пристально заглянуть ей в глаза.
— Ты хочешь сказать, что я бывший уличный хулиган, который пошел служить в армию, а ты считаешь себя чем-то вроде второй леди Элизабет?