Аннемари не отвечала. Какое-то безумие! Этого не может быть, твердил ей разум. Но реальность заявляла о себе — ее запястья все еще болели от скотча. Истерично настроенный араб спрашивал, не родственница ли она президенту США. Вот уж действительно, Аннемари в Стране чудес, подумалось ей. Услышав шум, она огляделась по сторонам. В комнату снова вошли два террориста.
— Моя очередь, — сказал Дэвид, и Аннемари в отчаянии посмотрела на него.
— Не волнуйся, дорогая, — произнес он, имитируя голос и интонацию Хамфри Богарта [1]. — Держи нос выше!..
Выходя, он подмигнул ей, и Аннемари не знала, плакать ей или смеяться. Черт побери, этот Гэннон снова принялся за шуточки!
Допросы продолжались. Допрашивали их по-прежнему порознь. В остальное время они с Дэвидом “допрашивали” друг друга, сидя лицом к лицу в маленькой нише, вырубленной в стене. Кормили их редко и скудно. Согреваться удавалось только друг о друга.
“Меня по крайней мере кормят чаще, и ноги мои не закованы в кандалы”, — подумала Аннемари и решила, что это благодаря изречению из Корана, процитированному Дэвидом. Она продолжала прятать для него в рукав куски хлеба.
— Вы так и не сказали мне, кем вы работаете, — напомнил ей Дэвид.
— А вы собирались угадать мою профессию, — ответила Аннемари.
— Я уже использовал отпущенные мне две попытки. Так кто вы по профессии?
— Откуда вы знаете, что я вообще работаю? — ответила она вопросом на вопрос.
— Вы ведете себя как женщина, которая где-то работает. По крайней мере, вы не домохозяйка.
— Что вы имеете в виду?
— Ах, вот вы как, мисс Уорт! Пытаетесь увильнуть от ответа. Ничего я не имею в виду. Просто вы, на мой взгляд, похожи на женщину, которая работает, вот и все. В работающих женщинах есть нечто такое…
Аннемари удивленно выгнула брови.
— Нет в них ничего! — с негодованием воскликнула она.
— Есть! — стоял на своем Дэвид. — Вам это необходимо. Иначе люди просто затоптали бы вас.
— Вы хотите сказать, мужчины?
— Мужчины, женщины, да кто угодно! Так все-таки, чем вы занимаетесь?
— Я управляю рестораном.
Дэвид рассмеялся, Аннемари же это неожиданно рассердило.
— Что в этом смешного?
— Не знаю. На работе вы наверняка носите маленький беленький фартучек, верно?
Она оставила его вопрос без ответа.
— Ведь наверняка носите! Скажите правду, мисс Уорт!
— Да, ношу.
— Ну, прошу вас, не сердитесь на меня, пожалуйста!
— Я не сержусь.
— Сердитесь, отлично вижу. Я вывел вас из себя. Так какие же блюда можно отведать в вашем милом ресторанчике?
Аннемари не ответила.
— Да ладно вам, Аннемари! Не сердитесь. Скажите все-таки, что там у вас готовят? Может быть, я когда-нибудь захочу посетить ваше заведение.
— Я умираю от голода, Гэннон, и не хочу сейчас говорить о еде.
— А вы сделайте над собой усилие. Расскажите мне про ваш ресторанчик. Пожалуйста.
В темноте она не могла видеть его лица. Сегодня Дэвида долго допрашивали, и Аннемари была уверена, что его снова избивали. Внезапно она догадалась, что все эти расспросы о ресторанной еде Дэвид затеял для того, чтобы отвлечь ее от тревожных мыслей о том, на что способны эти террористы-самоучки.
— Мы подаем еду два раза в день. Завтрак с семи и до половины двенадцатого. И обеды по-семейному.
— А что такое обеды по-семейному?
— Традиционная еда жителей гор. Если бы вы жили на ферме, и на воскресном обеде присутствовал священник, то вам бы подали… — Аннемари продолжила терзать себя и Дэвида подробным описанием обеда.
— Мисс Уорт! Эй!
— Гэннон, оставьте меня в покое! И прекратите пинать меня каждый раз, когда обращаетесь ко мне!
— Я вынужден вас пинать, иначе вы меня вообще не станете слушать. Поговорите со мной. Расскажите о горах Блу-Ридж.
— Я вам уже о них рассказывала. А также о ресторане, о пламенной азалии, о горном лавре…
— И рододендроне, — напомнил Дэвид.
— Вот именно, больше не о чем рассказывать.
— О Наоми и Руби.
— Толстые такие женщины… они поварихи. В ресторане. А теперь достаточно.
— Какие у них любимые словечки?
— Дэвид! — раздосадовано воскликнула Аннемари.
— Продолжайте!
Придется уступить, подумала Аннемари, иначе он не отстанет.
— Хорошо. Однажды я захотела накрасить ногти ярко-красным лаком. Мне было лет тринадцать. Руби сказала, что нельзя. Я ответила ей, что все равно накрашу. Тогда она уперла руки в бока и заявила: “Посмотрим, чья возьмет!”
Дэвид громко рассмеялся. Его смех был так заразителен, что Аннемари не смогла удержаться и рассмеялась вслед за ним.
— А что она хотела этим сказать?
— Наверное — “Ты не будешь красить ногти!”.
— А что сказала Наоми? Нет, погодите, я знаю. Она ничего не сказала, потому что всегда молчит, но так расстроилась, что у нее началась икота, верно?
— Верно.
О Боже, подумала Аннемари. Если все будет и дальше продолжаться в том же духе, он будет знать о ее жизни не меньше, чем она сама.
— Хорошо, Гэннон. Теперь ваша очередь.
— О чем?
— О вашем детстве.
— Вряд ли вам будет это интересно. Мое детство прошло в Бронксе и было совсем не таким, как ваше.
— Все равно расскажите.
Какое-то мгновение он пристально смотрел на нее.
— Хорошо, — сказал Дэвид, все так же продолжая смотреть ей прямо в глаза. — Мой папаша сбежал от нас, когда мне было шестнадцать — бросил мою мать, трех моих братьев, двух сестер и меня. Денег у нас не оставалось. Есть было нечего, но ему на все это было наплевать. Мать не позволила мне бросить школу, и я перебивался случайными заработками. Знаете, как трудно прокормить семерых человек? Я вкалывал, как мог, но что толку? Деньги нужны были позарез. Я придумал, как их достать, но меня поймали. В семнадцать лет мне грозила тюрьма. Наш приходской священник вступился за меня, потому что знал, как обстоят дела в нашей семье. И полицейский, который мог упрятать меня за решетку, тоже об этом знал. Он припугнул меня как следует, но отпустил.
— Продолжайте, — промолвила Аннемари, когда он замолчал.
— Я… не слишком расстроился. Правда, было обидно, что я попался — я был крутой парень. Мне необходимо было раздобыть денег. И я не виноват, что это было противозаконно.
— Так что же было дальше?
— Я снова чуть было не влип, но один старый пьянчуга открыл мне глаза. Его звали Арчи. Он был ветеран Второй мировой войны, морской пехотинец. Я посещал католическую школу, и иногда на ленч он туда приходил. Рассказывал нам о днях своей молодости, о штурме Иводзимы и все такое прочее. В общем, он сказал мне, что пора взять себя в руки, что своими поступками я пытаюсь наказать своего отца, но на самом деле причиняю вред своим близким и себе. Сказал, что мне нужно вступить в ряды морской пехоты США, потому что там найдут, чем меня занять, и там я смогу разобраться в себе самом. Думаю, что он даже разговаривал с моей матерью, потому что она тоже завела разговор об армейской карьере. Я больше не мог видеть боль в ее глазах и послушался ее совета. И вот я здесь. Каких успехов я добился! — добавил он, указывая на кандалы на своих ногах. — Не смотрите на меня с такой жалостью, мисс Уорт!
— Это не жалость, Гэннон. Это уважение, смешанное с восхищением.
Дэвид поспешно отвернулся, ничего не сказав.
— Так, где же сейчас ваш отец? — спросила Аннемари, потому что была не менее любопытна, чем ее товарищ по несчастью.
— Дома, в Бронксе. Вернулся несколько лет назад. — Немного помолчав, он спросил: — Хотите, я вам расскажу о самой большой любви моей жизни?
— Давайте, — согласилась Аннемари, хотя ей меньше всего на свете хотелось слышать о его любовных похождениях. Конечно, ничего удивительного — ведь Дэвид красивый мужчина и к тому же довольно интересная личность. Но до его женщин ей не было абсолютно никакого дела.
1
Хамфри Богарт (1899–1957) — знаменитый американский киноактер, снимавшийся в культовых фильмах “Касабланка” и “Мальтийский сокол”. — Здесь и далее примеч. пер.