Глава четырнадцатая
В амбулатории
Буря стихла и снежные заплатки на земле растаяли, когда мы подъехали к Сакраменто. После нескольких дней жесткого мяса и пережаренной картошки все с наслаждением набросились на яблоки, апельсины и огромный красный виноград, который фермеры продавали на станциях. Чудесные, сочные фрукты так и таяли во рту.
— Калифорния! — воскликнула Молли, подбрасывая в руке сверкающий рыжий апельсин. — Где золото растет на деревьях.
Если б Дзия могла увидеть этот благославенный край.
Мы прибыли в Сан-Франциско ярким солнечным днем, стоял ноябрь 1883-го года. Пенные барашки кудрявились на синей воде залива, мягкие холмы вкруг бухты были устланы волнами зеленого бархата. Праздничная городская суета воодушевила нас обеих, но «Скрибнерс» ни словом не упомянул о здешних грабительских ценах. Богатые извлекали огромные доходы из приисков, леса, кожевенного производства и морской торговли. Но как же здесь живут бедняки? В старых, непригодных к плаванию кораблях, намертво пришвартованных в бухте, они снимают на ночь спальные койки. Итальянские кварталы Норт-Бич забиты переселенцами из Генуи и Калабрии. Мы не нашли ни одного свободного места в пансионах и вообще ни одной приличной комнаты. Я предложила провести первую ночь на корабле, но Молли наотрез отказалась:
— Я не для того тащилась за тридевять земель, чтобы ночевать с пьяницами и матросней.
Передохнули на Маркет-стрит, перекусив кисловатым хлебом, — булочник клялся, что лучше ничего на свете не бывает, впрочем, кроме этого хлеба у нас ничего и не было.
— Нам всего-то и надо, что найти одну комнату, — твердила Молли. — Одну комнатку в приличном пансионе, где я могла бы работать и делать свой бизнес, так, чтобы хозяйка не замечала, что я потихоньку ее вытесняю. Это было бы совсем нетрудно, если б не чертовы холмы, — задыхась, бурчала она. — Надеюсь, тебе они нравятся, Ирма Витале, — она уцепилась мне за руку, с трудом взбираясь по крутому склону, — а по мне, так пропади они к дьяволу.
Наконец мы отыскали пансион неподалеку от Ван-Несс-авеню, грубо отделанный и даже еще не покрашенный. Комната с едой стоила вдвое дороже, чем я платила в Чикаго, но владелице — ирландской вдове — нужна была прислуга: готовить и прибираться. Она согласилась скинуть мне два доллара в неделю за то, что я буду помогать по дому вечерами. На третий день миссис Салливан уже изумлялась вслух, как она раньше могла обходиться без Молли, без ее таланта экономить и прибираться в одну секунду так, что все вокруг сверкало. Она даже заплатила мне за новые занавески, которые я сшила в гостиную, но отвергла идею Молли купить соседний дом и расширить столовую, чтобы обслуживать больше посетителей.
— Если у леди нет практической сметки, чего ей было не остаться в Донеголе? — ворчала Молли.
Однако уже к концу первой недели они заключили соглашение: миссис Салливан сдает Молли в аренду помещение под мебель, которую та будет продавать вновь прибывшим. Денег, которые Молли выручила за парусину, хватило покрыть все ее расходы по переезду на запад.
— Теперь начну копить на пансион, — сказала она, прикупив новый календарь для «осуществления плана Сан-Франциско».
Мой план, как выяснилось, осуществить было сложнее. На другой день по приезде я надела чистое, отутюженное платье, взяла письма от Витторио, доктора Уиндема и журнал записей Софии и направилась на Тейлор-стрит в благотворительную амбулаторию Пасифик. У меня не было никаких сомнений, что стоит мне показать им письма, как меня тут же примут. И мы так же легко сойдемся с этой школой, как хорошо скроенный рукав со своим корсажем.
— Могу я поговорить с доктором Бьюкнелл? — спросила я у слуги, отворившего дверь, — первого китайца, какого я видела в жизни.
Сдержанно удивившись, что я пришла, хоть мне и не было назначено, он оставил меня дожидаться ответа в прихожей, заставленной горшками со всякими пальмами и папоротниками, и удалился, тихо ступая туфлями на войлочной подошве. Он не предложил мне сесть, а потому я стояла и поневоле вслушивалась в негромкий разговор, долетавший из соседней аудитории. Мне удалось разобрать только слова «сепсис» и «тромбоз», как раздался стук каблуков и я увидела элегантную женщину в накрахмаленной английской блузке, с длинным рядом медных пуговичек, крошечных, как шляпки от гвоздей. Седые гладкие волосы высоко зачесаны а ля помпадур.
— Я миссис Роббинс, — сообщила она, — ассистент доктора Бьюкнелл. Доктор сейчас в Денвере, но вы можете изложить мне свое дело касательно амбулатории.