— Откуда она взялась? — допытывался белозубый мальчишка. — Ее принесла буря?
— Хвала Господу! — тихо произнесла Тереза.
Сербки запели песню для новорожденных, Тереза помогла мне подняться.
С трудом передвигая ноги, я добралась до Анджелы, хватаясь за столбы у кроватей, чтобы не упасть. Младенец кричал во всю глотку, заглушая шум ветра.
— Я назову ее Марина, — сказала мать, бережно укачивая крепко спеленутый сверток, — потому что она перекрикивает бурю.
Кто-то засмеялся, за ним другой, и вот мы уже все хохотали, прижимая руки к животам, ноющим от недавних мучений.
Весь день шторм потихоньку шел на спад. Вечером сам капитан спустился к нам засвидетельствовать Марине свое почтение. Он прижимал к лицу льняной платок, но все же убрал его — ровно на то время, которое требовалось, чтоб подарить Анджеле образок для младенца и принести свои поздравления. Затем он снова зажал нос и двинулся к выходу, попутно гневным шепотом раздавая смотрительницам указания и негодующе тыча пальцем по сторонам. Выходит, мы-то просто притерпелись, а человеку со стороны здесь продохнуть нечем?
— Синьор капитан, можно мы выйдем на палубу, когда шторм кончится? — крикнула Габриэлла, но широкоплечая фигура решительно развернулась прочь, и ребенок не получил ответа.
— Все, кто ходит… — отрывисто скомандовали смотрительницы, — … начинаем уборку этого свинарника. Давайте-ка, на помощь нам.
От меня толку было немного, я лишь могла кое-как застелить койки свежим бельем, но Тереза и сербские девушки присоединились к тем двум десяткам подвижниц, что мыли пол морской водой, разбирали перепутанный багаж и распихивали повсюду лаванду с розмарином, которыми их снабдили пассажирки из Греции. Когда я чуть-чуть оклемалась, то смогла помочь Джордане навести порядок у нас в отсеке.
Именно тогда я и узнала, что был среди нас вор, который воспользовался штормом. Кто-то прошелся по спальне, обирая потихоньку слабых и беспамятных, урвав по кусочку от каждого. Он снял замшевый мешочек, где хранились золотые, с моего бесчувственного тела, но не добрался до тайника в юбке, куда я спрятала лиры.
— Ты ничего не заметила, нет? Цыганки работали. Только у цыган — такая легкая рука, — мрачно сказала Миленка.
— Или албанки, — заметила Тереза. — Тоже жуткие проныры.
— Греки это, и не сомневайтесь даже, — заявила Симона. — Все знают, что у них особый нюх на золото и серебро.
У Симоны пропала серебряная икона ее матери. Отовсюду доносились проклятия и плач — обокрали очень многих. Наверняка вор, или воры, тоже жалобно голосили, как будто и у них пропали ценности. Симона сказала, что надо всем устроить обыск, пускай каждый откроет свои тюки и чемоданы. Но смотрительницы резко осадили ее: воры не такие дураки, чтобы хранить украденное в спальной.
— Ясно, почему они против, — прошипела Симона, — сами же, небось, нас и обчистили. Их-то ведь не тошнило.
— Слава богу, у тебя хотя бы остались деньги на поезд, — утешила меня Тереза.
— А в Кливленде ты себе еще больше заработаешь, — сказала Джордана.
Да, я смогу заработать денег, но мне никогда не восстановить золото, которое женщины в нашей семье хранили из поколения в поколение. Я тоже надеялась передать его по наследству — для той, кому оно окажется нужнее, чем мне.
— Мы пережили шторм, — громко сказала Джордана. — Уже хорошо. Давайте приберемся теперь.
Так мы и сделали, работая в угрюмом молчании, время от времени останавливаясь передохнуть. С отвычки все тело ныло от напряжения. Малышка Марина тихо спала — она родилась в бурю, и мелкие потрясения ее не тревожили. Шторм задержал нас на три дня, сердито ворчали смотрительницы. Не думай об этом, велела я себе, и о золоте не думай. Будь как Марина, пусть каждый день — первый.
За обедом мы едва притронулись к еде, почти у всех болел живот, и многие ограничились чаем с галетами. Корабль приноровился к беспрерывной болтанке. Под вечер люди ободрились, и разговоры вновь стали крутиться вокруг Америки. Почти все были убеждены, что работа там падает в руки, как спелые сливы с дерева.
— Хорошая страна, — заявил кто-то. — Землю дают даром, только трудись на ней.
— И целые табуны диких лошадей. Поймал — твоя! — восторженно подхватила смуглая девушка.
Все принялись наперебой расхваливать прекрасный мир под названием Америка: какие там пестрые луга, широкие долины, огромные — больше, чем вся Тоскана, — нетронутые леса, плодородные черноземные поля, улицы, застроенные фабриками, и тысячи рабочих мест. И есть там широченная бурая река. И повсюду можно устроить фермы, вот бывший пастух из Сицилии, чей-то брат не то сват, стал фермером и вмиг так разбогател, что прислал огромное приданое своей сестре на родину. Эти истории походили на волшебные сказки, которые в Опи рассказывали зимними вечерами, с говорящими медведями и волками о двух головах, коварными братьями, счастливыми принцами и чудесами, что были «давным-давно, в королевстве неведомо каком». Захваченная общим одушевлением, я тоже поведала о своих планах.