— Italiana? — требовательно спрашивал голос.
Я кивнула. А затем оторвала голову от скамейки и увидела женщину в толстом сером жакете, с длинным носом и черными глазами, которые превратились в узкие щелки, когда она заметила мой шрам. Судя по акценту, не итальянка. Она смотрела на меня так, как смотрят на рынке на домашнюю скотину, потом схватила за руку, оцарапав ладонь.
— Ты сейчас приехала в Кливленд?
— Вчера вечером, на поезде, — ответила я, вырвав руку из цепких пальцев.
— А это? — она ткнула в шрам на щеке.
— На корабле. Это не по моей вине. — Она ждала, что я скажу дальше.
— Ты говоришь по-английски?
— Нет.
— Хорошо. — Почему же это хорошо? — Работа нужна?
Я кивнула.
— Что умеешь делать?
— Вышивать.
— Покажи, — велела она и внимательно осмотрела вышивки, которые я ей показала, снаружи и с изнанки. — Точно твои? Мистрис тебя проверит.
— Это мои вышивки.
— Никого в Кливленде не знаешь?
— Мой брат должен был приехать сюда. Я буду его искать.
— Но к поезду он не пришел?
Я промолчала.
— Слушай, девушка, ты не первая, кого не встретили на вокзале. А я… — она хрипло рассмеялась — …добрая самаритянка.
Возможно, она принадлежит к какому-то благотворительному обществу? Сестра милосердия? Но она не носит крест. И когда она нагнулась, чтобы вернуть мне вышивки, от нее ощутимо пахнуло вином.
— Ты голодная?
К чему лгать?
— Да, синьора.
— Тогда пошли, — кивнула она и, заметив, что я с трудом стою на окоченевших ногах, добавила: — Видишь? От озера очень сыро. На вторую ночь здесь ты умрешь. Как тебя зовут?
— Ирма Витале из…
— Не важно. Ирмы вполне хватит. Пошли, нам долго топать.
Она направилась вперед, уверенно ведя меня по пробуждающимся улицам, отпихивая бродячих собак и мальчишек. Народу все прибавлялась, в толпе я видела немало женщин с бельевыми корзинами, которые они ловко несли на голове. Босоногие оборванные дети играли возле домов, вид у них был такой, точно они весь день там проводят. Интересно, а старики в этом городе есть?
— Как вас зовут? — спросила я, когда мы остановились у телеги, груженной углем.
— Мария, — буркнула она.
— А вы откуда?
— Из Греции. Шевелись давай.
Если бы эта женщина хотела меня ограбить, она легко могла бы сделать это на озере. Но раз она не из благотворительного общества, то что ей от меня нужно? Когда я оступилась и едва не упала, Мария чуть замедлила ход и сказала ободряюще:
— Скоро поешь, если она тебя возьмет.
И я пошла быстрей, несмотря на то, что ноги так и горели.
— Какая там работа, синьора Мария?
— Воротнички шить. Мы пришли.
И она подвела меня к крошечной двери в темном кирпичном здании. Я прислонилась к стене, переводя дух, а дверь меж тем открылась, Мария обменялась с кем-то парой слов, и дверь снова захлопнулась. А потом распахнулась. На пороге стояла женщина с жесткими серовато-стальными волосами и черными, как угли, глазками, спрятавшимися в глубоких складках кожи. Глазки так и впились в меня, словно хотели пробуровить насквозь.
— Мистрис Баллио, — коротко представила ее Мария. — Будешь обращаться к ней Мистрис. Покажи свою работу.
Мистрис осмотрела шрифты, бутоны и раскрытые розы, скривила губы и обернулась к Марии. Они быстро перебросились несколькими фразами, Мистрис кивнула, резко ткнула в меня пальцем и выплюнула какие-то непонятные звуки.
Мария откашлялась и объяснила:
— Будешь здесь есть и спать вместе с другими девушками. Будешь шить воротнички с шести утра до шести вечера. Работа сдельная. Она платит за то, сколько ты сделала. Если ты проворная и понятливая, будешь иметь три, может, четыре доллара в неделю после вычетов за еду и постель. Первые полтора месяца выходной — полвоскресенья, потом целое воскресенье. Это очень щедро, понятно? Не забудь, ты не знаешь языка. Самой тебе тут работы не найти.
— Я могу выучить английский.
Мария сердито поглядела на меня и язвительно спросила:
— Хочешь снова спать на озере и чтоб тебя нашли дурные люди?
Я покачала головой.
— Нет, но я подумала, что…
— Ты думай о работе, милочка. Нет работы, нет еды. Понятно тебе?
— Да.
Ох, Дзия, стоило ехать так далеко ради этого.