Мария кивнула Мистрис, та извлекла вышитый кошелек из недр своей юбки и отдала гречанке несколько монет.
— Ну, что уставилась? — фыркнула Мария. — Это твои деньги за первую неделю. Я их забираю, это доля посредника. — Тут Мистрис что-то сказала ей, и Мария перевела: — Она говорит, здесь приличная мастерская. Только незамужние, порядочные девушки. Если тебе заделают младенца, сразу уходишь. Я ей сказала, что проблем не будет, ты не хорошенькая, к тому же у тебя вон что, — она указала на мой шрам. — Но больше никаких драк. Ясно?
— Я буду хорошо работать.
— Это уж точно, — хмыкнула Мария и убрала деньги в карман. Они еще о чем-то поговорили, и Мария ушла.
Тут появилась кряжистая негритянка и проводила меня в узкую длинную комнату — столовую. Она сказала «сядь» и решительно усадила меня на стул. Затем подняла руку, произнесла «жди» и ушла, но вскоре вернулась с кувшином воды, хлебом, треугольником рыжего сыра и миской зеленого варева.
Поочередно тыкая в каждое блюдо, негритянка говорила его название по-английски, а после велела произнести эти слова мне. «Гороховый суп, хлеб, сыр, вода». Наконец она поднесла руку ко рту и сказала «ешь». И пока я хлебала теплый суп, она ударила себя в грудь и несколько раз повторила:
— Лула.
— Ирма.
Лула потрепала меня по плечу. Я ела и чувствовала, что голодные спазмы постепенно отпускают мой бедный желудок. В соседней комнате высокий пронзительный голос повторял одни и те же слова, смысл которых я вскоре хорошо усвою: «Режь, шей, работай».
— Ешь, Ирма, — приговаривала Лула.
Солнце просачивалось в комнату сквозь пыльные высокие окна и освещало фотогравюру на стене. Грустный мужчина с впалыми щеками и уродливой бородкой смотрел на нас добрыми глазами. Наверно, американский святой. Я указала на него Луле, и та прижала руку к сердцу.
— Авраам Линкольн, — произнесла она с благоговением.
Я прошептала в тарелку с супом:
— Святой Авраам, защити меня в Америке и помоги мне отыскать Карло.
Лула тронула меня за плечо. Я торопливо доела хлеб, и мы пошли в соседнюю комнату, такую же узкую и длинную. Рядами стояли столы, а за столами работали женщины, и руки их порхали, как птицы. Паутинки обрезанных ниток и ворсинки ткани клубились в солнечном луче. Мистрис щелкнула пальцами, подошла косоглазая албанка, говорящая по-итальянски, и принялась объяснять мне, в чем заключается работа.
— Это воротнички для джентльменов, — Бела разгладила льняные полоски. — А это для леди. — По краю воротничка завивались вышитые кремовые оборки. Мистрис что-то быстро сказала ей, и Бела продолжала: — Она говорит, что это для благородных господ. Работа должна быть безупречная.
Бела показала мне, как надо кроить детали. А потом две венгерки сшивают их на машинке в другом помещении и приносят обратно для окончательной отделки.
— Машинки для шитья? А как они выглядят?
Мистрис поглядела на Белу, и та ответила:
— Они черные. А потом мы обрезаем и выворачиваем воротнички, пришиваем пуговицы и делаем петли. Крахмалим, гладим. Если тебя допустят к вышивке, будешь получать немного больше денег.
Мистрис прищурилась и потерла глаз длинным скрюченным пальцем. Бела прибавила:
— Она проверяет все воротнички. — И сообщила с нажимом, чуть понизив голос: — Если она сказала, что воротничок плохой, тебе за него не платят. И не заляпай ткань кровью.
Я поняла, работать придется изо всех сил, даже больше, чем в Опи в сезон стрижки овец. Вот она, вожделенная Америка, куда все так стремятся. Возможно, мне стоило все же остаться в Нью-Йорке с Терезой или продолжить поиски Карло вчера ночью? Впрочем, как его найдешь? А второй раз ночевать на озере… брр.
Мистрис отвела мне место на скамье, выдала образцы, нитки, иголки, тесьму и крошечные пуговички. Вскоре я пойму, что рабочие места выбраны так, чтоб соседки не могли общаться. Бок о бок со мной оказались шведка и венгерка, потом ирландка и полька. А если кто-то шепотом переговаривался через стол, Мистрис тут же рявкала: «Режь, шей, работай». Первые шесть моих воротничков она отшвырнула в брак. Следующий был, на мой взгляд, превосходен, но ее пальцы обнаружили кривой шов. На восьмом было пятнышко крови. Осмотрев девятый воротничок, шведка одобрительно кивнула, и я подняла руку, подзывая Мистрис. Она тщательно его обследовала и небрежно бросила в коробку для «одобренной» работы. Клянусь, завтра все до единого воротнички попадут только туда. И я буду делать их так же быстро, как шведка.
Лула позвонила в колокол, и мастерская наполнилась звуками: заскрипели отодвигаемые от столов скамьи, женщины вздыхали, шумно потягивались и подзывали подруг. Я встала и покачнулась от боли. Спина, руки, ноги, шея и плечи болели нестерпимо. Прежде я никогда так не работала — безостановочно, кропотливо, да еще и плотно сжатая с обеих сторон. Даже вышивая алтарную пелену, я все же постоянно отвлекалась на другие дела — топила очаг, ходила за водой, выполняла мелкие поручения Дзии. Да что там, просто передвинуть стул вслед за скользившим по комнате солнцем, и то был отдых. Все тело кричало: «Больше никаких воротничков!» А ведь прошло только полдня. Бела взяла меня за руку и принялась разминать ее, а шведка в это время трудилась над моими плечами, как Ассунта над тестом.