Это проверка?
— Банкноты, — выдавила я.
— Посмотрим… — он подносил каждую бумажку к свечке и внимательно изучал, порой переводя цепкий взгляд на меня.
Он что, способен учуять ворованные деньги? Или ждет, что я невольно проболтаюсь? А потом позовет полицейских, быть может, даже тех двоих моих знакомых — которые вспомнят, где я живу, и отведут меня обратно, но уже не как пострадавшую, а как воровку.
— Простите, мисс, очень часто попадаются фальшивые. Но эти в полном порядке. Не беспокойтесь, вас никто ни в чем не подозревает. — Я заставила себя улыбнуться, с трудом раздвинув губы, точно жестко накрахмаленные оборки. — Пожалуйста, ваш билет. Поезд на Чикаго отходит в восемь ноль шесть с третьей платформы, вон там, справа, — он ткнул пальцем в нужную сторону. — Поспешите, скоро отправляется.
Я помчалась к поезду, потрясенная тем, как все удачно сложилось. Если что, я могу сказать полицейскому: «Бегу на поезд!» А не убегаю от преследования.
Возможно, проводник и подумал, что у меня маловато багажа для такого дальнего путешествия, но ничего не сказал. В вагоне было душно, пассажиры обмахивались дешевенькими веерами и снимали верхнюю одежду. Я осталась в плаще — он хоть как-то скрывал тяжело вздымавшуюся от волнения грудь. И нервно глядела на платформу, высматривая, не идут ли полицейские, посланные за мною вдогонку разъяренной Мистрис.
Двери с лязгом захлопнулись. Затем паровоз выпустил длинную струю пара и поезд тронулся. Вскоре в вагоне стало посвежее, пассажиры отложили веера в сторону. Я достала украденные четки, но пальцы, мокрые от пота, соскальзывали, и я сбивалась с нужной молитвы. Останавливалась, начинала заново. «Воровка, — стучали вагонные колеса, — воровка, воровка, воровка». Мы выехали из города, начались широкие вспаханные поля, и в стекле я видела свое отражение: не Ирмы, а бледной, как мел, незнакомой девушки.
— Леди, — мальчик, сидевший напротив, тронул меня за рукав, — вы уронили свои красивые бусы.
Глава седьмая
Мадам Элен
Я убрала четки в мешок, а парнишка внимательно смотрел на меня — пытливые зеленые глаза из-под прямых соломенных волос. Он думает, что у меня руки трясутся, как у пьяниц в таверне, которые не могут удержать кружку с пивом? Поверил бы он, что на самом деле кражу совершила вовсе не я? Это сделала Девушка-Воротничок. А я Ирма Витале, которая вышила алтарную пелену, растирала по утрам занемевшие ноги Дзии, я Ирма, которую все называли простой, но славной девушкой.
— Это у вас католические четки, — заявил мальчик. — Рядом с ним сидела аккуратнейшая дама. Ее рука в чистой перчатке легонько сжала ему плечо. — Моя мама. Она мало разговаривает, даже по-шведски. Ей кажется, я вам надоедаю. Мы лютеране.
Я кивнула. Женщина достала книгу в кожаном переплете и положила ему на колени.
— Надо прочитать, — объяснил он, держа книгу, точно это был толстый кусок пирога. — Вообще-то, интересная. Читали «Путешествия Гулливера»?
Я покачала головой. Мальчишка раскрыл рот, так что получилось круглое «О», и снова застрекотал: — Это про человека по имени Гулливер, он побывал в четырех разных странах. В первой все были крошечные, вот такие, — он вытянул указательный палец. — Рука в перчатке открыла ему книжку в нужном месте. — В общем, это потрясно, — прошептал он. Мать строго взглянула на него. — В смысле, потрясающе интересно.
Я кивнула. Женщина достала небольшой томик и открыла там, где была тонкая нитяная закладка. Они оба погрузились в чтение. Мальчишка быстро скользил глазами по плотному тексту и ни разу не провел пальцем по строке. Отец Ансельмо водил пальцем по газетным страницам, для Библии у него имелась особая указочка с малюсеньким набалдашником из слоновой кости. А этот американский паренек свободно читает просто глазами. Я тоже так когда-нибудь научусь, обещала я себе. Вот только найду работу в Чикаго. Потом вспомнила, что я воровка.
Женщина держала томик на коленях. Поверх отглаженного дорожного платья накрахмаленный белый передник. И мысли у нее, наверняка, такие же чистые, накрахмаленные и безгрешные. Мимо прошел проводник, и я невольно сжалась от страха. На каждой станции, где поезд брал почту, нас могла настичь телеграмма: «Итальянка, около двадцати лет. Коричневое платье. На щеке шрам. Арестовать за воровство». Остальные пассажиры непринужденно болтали, играли в карты, закусывали. Кое-кто спал, трое мужчин изучали карту и делали пометки в кожаных блокнотах. Несомненно, порядочные, честные граждане.
— Вам нехорошо, мисс? — мягко спросил проводник.