— Нам не управиться к утру, — запротестовал Карло. — Это просто невозможно!
— Не болтай, — оборвал его отец. — Утром приедет скупщик.
— Работайте, — повторяла мама, как заведенная. — Только не прекращайте работать. Нам без этой шерсти не выжить.
А теперь пришел и мой черед проявить выдержку. Я не должна останавливаться. Мне нужна работа, чтобы выжить. И я решила: еще один день потрачу на поиски места в ателье, а не получится, так пойду на колбасный завод. Пусть я буду по двенадцать часов в день стоять в крови, но во всяком случае, у меня будет работа.
В пекарне, где я покупала себе вчерашнюю булку на ланч, две итальянки посоветовали сходить в район Гайд-парка, там много богатых домов.
Пешком я тащилась по городу, а густой тяжелый туман постепенно перешел в дождь. Во всех ателье вокруг Гайд-парка — я обошла десять кварталов — ничего, кроме табличек «Вакансий нет», не нашла. Когда дождь прекратился, я проскользнула в парк мимо двух солдат в потрепанных мундирах. Один из них костылем рисовал на мокром песке что-то вроде схемы сражения, а второй пытался уговорить прохожего в приличном костюме подать ему пару монет.
— У вас есть пенсия Союза, — бранчливо заявил тот.
— Да, только на нее и собаку не прокормишь, — отозвался солдат с костылем.
Я увидела пустую скамейку и присела отдохнуть, совсем не подумав о своей юбке. Теперь она будет мокрая и мятая. Впрочем, какая разница, если всюду написано только «НЕТ»? А на колбасном заводе такие мелочи никого не смутят, там у всех одежда кровью заляпана, подумаешь, влажное пятно.
Легкий стук каблучков по выложенной плиткой дорожке заставил меня поднять глаза. По аллее шла прекрасно одетая дама, и я невольно залюбовалась ее платьем: изящнейшие сборки на талии, безупречный крой, а кружевной воротник — как брызги пены в водопаде. Я видела похожий фасон в Godey's, но портниха сделала юбку чуть шире, и дама слегка задевала скамейки, скользя по аллее. Точно завороженная, я пощипывала свою булку и во все глаза глядела на нее. Египетский хлопок, а лента вокруг талии из шелка. Шелест кринолина перекрыл солдатский бубнеж, а потом вдруг раздалось громкое «тр-р-с-к». Дама вскрикнула и склонилась над юбкой: та зацепилась о торчащий из скамейки гвоздь. Забыв обо всем на свете, я в мгновение ока очутилась рядом с ней и опустилась на колени на мокрых плитках.
— Что вы делаете? — взвизгнула она и дернулась так сильно, что разрез превратился в глубокую зияющую прореху. — Боже! Вот, возьмите, — она торопливо извлекла из кошелька монетку. — Оставьте меня в покое немедленно.
Весь мой английский куда-то испарился.
— Я зашью. Исправлю, — уговаривала я, делая успокаивающие жесты. — Я швейная девушка.
— Кто?! — она в ужасе озиралась по сторонам.
Солдат с костылем двинулся в нашу сторону.
Размахивая руками, я показала ей, как вдевают нитку в иголку, шьют, режут ножницами, а сама поскорей открыла сумку, чтобы достать свои образцы.
— Не двигайтесь, леди. Вы повредите прекрасное платье. Я починю его.
Это был детский лепет, но дама по крайней мере перестала дергаться, видимо, испугавшись, что еще немного, и юбка попросту оторвется и упадет в грязь.
— Вы что, здесь ее почините? Сейчас?
— Да-да, только стойте спокойно, прошу вас.
Я осторожно освободила подол и положила его себе на колени, чтобы как следует рассмотреть, в чем там дело.
«Идиотка, — сказал бы Карло. — А если ты не сможешь его зашить?» Но Дзия бы на это ответила: «Ирма, сделай как можно лучше. Или иди делать сардельки».
На лбу у меня выступили капельки пота, потому что дыра оказалась ужасная, да к тому же почти спереди. Если сшить разорванные края, то нарушится узор и всем будет видно, что платье чиненное. Тут нужна заплатка. В Опи мы, конечно, ставили заплатки на одежду, но вовсе не пытались их как-то особенно скрыть. Однако эту надо сделать совершенно незаметной. Я посмотрела, сколько материи ушло в край подола: шесть пальцев. Только богатые дамы могут себе позволить такую роскошь. Можно взять кусок оттуда и пустить на заплатку, а подол аккуратно зашить и ничего не будет видно.
— Но ведь это долго? — нетерпеливо спросила дама.