Пьедестал у статуи был разбитый и ободранный, но на нем можно было различить такие слова:
CONSVL DESIGNATVS[4]
Они были не написаны, а выгравированы тонким резцом по изъеденному временем мрамору.
— Давайте попробуем так: положим сверху листок бумаги, и Инес будет обводить буквы, — предложила Элиза.
— А что там написано? — недоверчиво спросила Инес.
— Я не знаю, — ответила свежеиспеченная учительница, — это, наверное, на латыни.
— А вдруг это ругательства? Я не хочу учиться писать непонятно что, — возразила няня.
— Тем более такие буквы не годятся. Они печатные. Сначала надо научиться письменным, — заметила Приска.
Инес никак не могла понять, почему в тетрадках надо писать буквы не так, как в книгах.
— Это же двойная работа! — бурчала она.
Прошло немало дней, прежде чем девушка, сжимая вспотевшими пальцами карандаш, смогла написать «Оса», самое простое слово, какое могла придумать Приска.
А пока каждый день Инес приходилось сгорать со стыда, рисуя новый крестик в журнале посетителей. Филиппо, который в то время еще был сущим ангелом, мирно лежал в коляске, а если вдруг и начинал хныкать, то стоило одной из учительниц покачать его, он тут же успокаивался и снова принимался играть со своим серебряным бубенчиком.
Еще через несколько дней няня сумела написать: «Инес Лорига» и на следующий же день вместо крестика гордо вывела в журнале музея свои инициалы, как все нормальные посетители.
С этого момента она начала быстрее усваивать и чтение. Фразы из букваря, сочли обе молодые учительницы, для нее слишком просты, они для шестилеток. «Лара мала. Мама мыла раму».
Какое Инес дело до рамы, до Лары и вообще? Так что Приска решила: пусть лучше Инес учится по какой-нибудь более увлекательной книге, скажем, «Хижине дяди Тома» или «Маленьким женщинам». Ради того, чтобы узнать, удастся ли бедной невольнице Элизе переправиться через разлившуюся реку, балансируя на льдинах, и сбежать от преследовавших ее коварных работорговцев или примет ли Мег предложение профессора Брука, Инес придется волей-неволей быстро расшифровывать эту вереницу букв, которые теснятся в ряд и составляют слова.
Элиза и Приска очень гордились успехами Инес.
В один прекрасный день служанка заявила, что готова написать пресловутое письмо маме. На марку денег не было, потому что вся зарплата Инес отправлялась в Озуни, но Элиза попросила у дяди Бальдассарре одну штучку с его письменного стола.
Ей даже не пришлось объяснять, зачем ей марка.
В доме Маффеи было не принято совать нос в чужие дела. Приска и Элиза последовали этому хорошему примеру и, даже не заглядывая в письмо своей ученицы, опустили его в почтовый ящик.
Прошло три дня. Инес гладила белье — и вдруг ни с того ни с сего как хлопнет себя по лбу да как разревется. Она вспомнила, что мама тоже безграмотная и все равно не сможет прочесть ее письмо. Столько трудов впустую!
— Ладно тебе, не расстраивайся так. Мы попросим дядю Леопольдо отвезти нас в воскресенье на машине к тебе в деревню, — утешала ее Элиза, — и ты сама лично расскажешь своей маме все, что написала в письме.
— А лучше прочитай ей письмо вслух. Тогда она увидит, что ты умеешь не только писать, но и читать, — добавила Приска.
Но с обратной почтой пришло письмо от озунского приходского священника, которого все безграмотные жители деревни использовали в качестве писаря. В письме говорилось, что мама Инес серьезно больна и, если дочь хочет застать ее в живых, ей следует немедленно приехать домой.
На следующий же день адвокат Пунтони отвез няню в деревню, где она едва успела в последний раз поцеловать мать и проводить ее в последний путь., Теперь Инес осталась одна-одинешенька. Она вернулась в Лоссаи вся в черном с головы до ног, но синьора Пунтони сразу же велела ей переодеться и снова облачиться в голубое платье.
— Траур будешь носить в воскресенье, когда у тебя выходной, — сказала она ей. — Не гигиенично заниматься маленьким ребенком в одежде, которую нельзя постирать.
Так как Инес уже не нужно было посылать весь свой заработок в Озуни, отец Приски завел для нее сберкнижку в банке и клал туда ее зарплату. Но по пятьсот лир каждый месяц выдавал ей на карманные расходы. Сначала Инес тратила эти деньги на всякую ерунду: лакричные конфетки для Приски, коллекционные карточки для Габриеле, а для себя — нейлоновые чулки, которые ей были ни к чему, потому что хозяйка поднимала петли на своих старых чулках и отдавала их Инес. Пока в один прекрасный день, проходя мимо газетного киоска, Инес не открыла для себя фотороманы. Это что-то вроде комиксов, только вместо картинок, там были фотографии, и все истории в них были про любовь. Инес просто помешалась на них. Теперь она еще больше была благодарна Элизе и Приске за то, что они научили ее читать.