Да, мать! Она будет убиваться больше всех. Но, пожалуй, только сначала. Велика ли потеря, рассуждая здраво? Уж скорее, избавление. Никак не скажешь, что он облегчал ей жизнь, пожалуй, наоборот, иной раз она об этом прямо говорила, когда он слишком уж огорчал ее очередной выходкой.«Ах ты, горе мое!» — жаловалась она, услыхав от соседей, что он играл в орлянку, или что выменивал у кого-то самодельный пистолет, стреляющий настоящими картечинами, или что видели его в лесу у костра, на котором жарилась неизвестно откуда взявшаяся курица. Да, он причинял ей много забот, это уж точно. И тем более теперь, когда наконец появился у нее ухажер, пожалуй что готовый предложить ей руку и сердце. А он, маленький негодяй, встал им поперек дороги! Итак: умереть?
Говорят, все в руках божьих. Бога нет, это верно. Но все-таки кто-то или что-то определяет судьбу. Существуют приметы. Баба с пустыми ведрами или черная кошка. Здесь нет ни той, ни другой. Никого, кроме мух. А нельзя ли через них выведать свою судьбу? Ну, например: если там, в теплом углу над окном, наберется четное число этих тварей, то я умру, а если нечетное, то останусь жив.
Мысль понравилась мальчику, по пылающим щекам даже скользнула слабая улыбка. Болезнь тем временем делала свое дело, с каждой минутой все сильнее давила тяжесть на грудь, все учащенней становилось дыхание, воздух почти не проникал в легкие, и все сильнее мутилось в голове. Но мальчик начал свою, быть может, последнюю в жизни игру, ведь он был всего лишь ребенок, а дети должны играть.
Первая попытка не удалась. Кое-где мухи сидели так тесно друг к другу, что трудно было считать, иной раз сливались и очертания их тесных компаний, и первый результат — сорок мух — показался мальчику малоправдоподобным. К тому же появилась резь в глазах, голова загудела, и словно тяжелым молотом забухало в висках. Но он не сдавался. Считал слева направо и справа налево, сверху вниз и снизу вверх, придумал даже систему: разделив всю массу на кучки, пересчитывал их по отдельности. Результат оставался тот же — сорок мух.
Он ужаснулся. Он понял вдруг, что вовсе не хочет умирать, что его маленькая, незначительная и, может быть, никому не нужная жизнь несказанно дорога для него! Он опять стал лихорадочно пересчитывать своих предсказательниц судьбы, сбился, начал сначала. Но каждый раз, дойдя до конца, получал одно и то же роковое число: сорок!
Вот он, значит, ответ. Четное число. Выходит, спасения нет?
Он лежал в полном отчаянии, машинально уставившись взглядом в мушиный уголок. И вдруг послышалось тихое жужжание. А может быть, ничего и не было слышно, но он отчетливо увидел, как в потоке света от двери к окну движется крохотное серое существо. Вцепившись в него взглядом, он, не отрываясь, следил за полетом. А муха не придерживалась определенного курса, казалось, она сама не знает, куда и зачем летит, такие круги и спирали она выделывала. Но в конечном итоге она все-таки приближалась понемногу к теплому уголку, где прикорнули сорок ее сородичей.
Надежда снова затеплилась в бедной мальчишечьей душе. «Давай, давай же, миленькая серая муха, лети же к своим подружкам, ничего лучшего тебе не придумать в этой тесной, этой душной, такой скучной комнате. Давай же, присоединяйся, что тебе стоит, а мне — мне ты подаришь долгую интересную жизнь, полную приключений, чудес и увлекательных дел!»
И как будто на муху подействовали его заклинания. Она все увереннее приближалась к сонному лагерю своих сестриц, сделала возле него несколько кругов, выбрала свободное местечко и уселась в самой середине.
Вот оно! Свершилось! Он принялся считать. Он спешил: скорей, скорей, пока она не передумала и не улетела снова, пока не проснулась какая-нибудь другая и не… Нет, все обошлось. Сорок одна. Нечетное число!
Мальчик закрыл глаза. Тотчас навалилась на него свинцовая тяжесть, стук в висках перешел в грохот, потом все исчезло, и он провалился в глубокую черную яму…
Соседка, та самая, что подарила им когда-то ваньку-мокрого, столкнулась с матерью в коридоре:
— Что с твоим парнишкой? Все еще болеет?
— Да, болеет, — коротко ответила мать. Эту соседку она недолюбливала. Простая деревенская баба, как говорилось в кругу подруг, приземистая и рыхлая, она работала в больнице то ли няней, то ли прачкой, то ли кем-то еще. Мать несколько задевало, что эта женщина «тыкала» ей, и всего лишь на том основании, что жили они по соседству и были сверстницы, но она терпеливо сносила ее фамильярность.