— Никто этого не говорит.
— А раз не говорит, значит, надо подумать, как этого не допустить. Ты пойми: если нам возить по шестнадцать хлыстов, план дадим знаешь когда? К Октябрьской! Вот давай-ка посоветуйся с народом… Поднять надо людей. Народ у тебя золотой. Они горы свернут.
Директор еще говорил что-то одобряющее, но Алексей Иванович уже не слушал. Ему пришла в голову комбинация с резиной, и он сказал, чтобы быстрее уйти:
— Ладно, подумаем.
Вечером вспомнился разговор с директором. Что же теперь делать? Вроде согласился — а дальше? Алексей Иванович позабыл, куда шел, остановился посреди двора — огромного, посыпанного паровозным шлаком, уезженного до бетонной твердости, — который назывался гаражом, вытянул из кармана тряпку, стал вытирать руки. В ворота вкатился с железным дребезгом длинный ободранный лесовоз, шофер выскочил из кабины, кинулся к диспетчерской, пока никого нет.
— Эй, Фролов! — крикнул Алексей Иванович. — Поди-ка. Ты по скольку хлыстов грузишь? Двенадцать? Ну, молодец. А шестнадцать не осилишь?
— Шутишь, начальник! — весело крикнул парень с полдороги и скрылся.
Еще один лесовоз въехал, устало погромыхивая. Шофер открыл дверцу, ступил левой ногой на подножку, задом-задом, полегоньку, осторожно поставил машину на место, к серому, некрашеному, наполовину растащенному забору, сошел на землю, распрямился с усилием, подтянул штаны, поправил кепку, обнажив на мгновение белую лысину. Увидел завгара — заиграли морщинки у глаз, подошел не спеша, покачивая широкими, чуть обвислыми плечами.
— Здорово, Лёш, все командуешь? — сказал скрипучим тенорком, произнося «о» по-северному, внятно.
— Здорово, Егор. Ты по скольку хлыстов возишь?
— Ух ты, чтой-то вы опять за нас взялись, или плохо работаем?
— Вон в Санинском леспромхозе, говорят, по шестнадцать хлыстов грузят шофера.
— Герои! Дал бы им по медали собственной рукой.
— Слушай, Егор. А ты бы не того, не это… По шестнадцать?
— А куда мне их столько?
Машины въезжали в ворота теперь почти непрерывно одна за другой; в воздухе, посиневшем от бензиновой гари, стоял гул. Шоферы искали начальника гаража, каждый со своей нуждой, но, прислушавшись, присоединялись к разговору.
— Мне это ни к чему, — отрезал Егор, поправляя мятую кепчонку над молочно-белой лысиной. — Шею сломать, а робят моих кто растить будет, Пушкин Александр Сергеевич? Дорогу сперва сделайте.
— Неправильно ты рассуждаешь, Егор Васильевич, — горячился Долгов, позабыв, что говорил утром у директора. — Значит, по-твоему, мы уже дошли до предела, возим по десяти хлыстов, и наши дети-внуки тоже будут по десятку возить?
— Да ну, чего хреновину-то городишь? — отмахнулся Егор Васильевич. Но тут же спохватился, что разговор идет при народе, и добавил уважительно, хотя и не без подковырки: — Начальству, конечно, виднее, Алексей Иваныч, но только меня в эту кутерьму не вмешивайте. Было время — ударял. Плешь вот наударял, — сняв кепку, он под общий хохот пошлепал себя по лысине, — и будь здоров. Вот Сашка Иванов пускай по шестнадцать возит, он у вас на доске Почета, передовик.
— Иванов, слышал? — подхватил начальник гаража.
— Как же, как же, — отозвался из гущи молодой, зычный, натренированный в самодеятельности голос.
— Ну, что скажешь? Давай иди сюда, потолкуем.
Алексей Иванович вошел в роль, он говорил теперь громко, отчетливо, как полагается на людях. Спор подзадоривал его, одержать верх над мнением нескольких десятков людей стало для него спортивной задачей.
— Вот скажи, Иванов, — Алексей Иванович, как ему казалось, ловко, с расчетом, забрасывал аркан, — вот ты молодой человек, комсомолец, армию отслужил, так? Вот и скажи: должны мы двигаться вперед или нет?
— Ну, а в чем дело-то?
— В Санинском леспромхозе шофера возят по шестнадцать хлыстов, а наши говорят — нельзя.
— Так ведь у нас потолще лес-то…
— Ну правильно, потолще. Был бы тоньше, то и говорить не о чем. А вот наш лес по шестнадцать возить — это будет уже шаг вперед. Так или нет?
— Оно-то так, но… Никто же не возит.
— Вот ты и возьмись.
В толпе укоризненно вздыхали. Нашел на кого навалиться, без году неделя в лесу, к тому же парень с заскоком, азартный парень. Конечно, можно такого подбить, но разве это дело? Вздыхали, однако помалкивали. Иванову никто не подсказывал, пусть сам решает. Нарвется — в другой раз будет умней.