— Что значит тебе не нужно? Превосходный костюм! Такой ты будешь годами искать и не найдешь. Что тебе в нем не нравится? Самый первоклассный материал, лучшие артисты в таком ходили.
Вообще-то доказывать и объяснять было не в его правилах, но уж очень хотелось раскрыть мальчишке глаза.
Парень, избегая отцовского взгляда, молчал. Притворяться он еще не умел, и на его мальчишеском лице отражались смятение и мучительное недовольство собой, ведь он видел, что огорчает отца. Но побороть себя не мог.
— Так пойдем, померим. Ну, скоро ты? Или говори, что тебе не так. Просто смешно, отличный костюм! Чистая находка! Он тебе в самом деле не нравится?
— Нет, не нравится, — выговорил наконец мальчик тихо, но решительно.
— Почему же, сынок? — вмешалась мать. Чаще всего она принимала его сторону, пыталась тем самым хоть немного поддержать исчезающую близость с парнишкой, все более ослабевающую по мере его возмужания. Но тут справедливость была ей дороже. — Погляди, как изящно сшит пиджак, даже с разрезом.
Парень упорно молчал. Другие покупатели стали прислушиваться к семейной сцене. Надо было кончать, и отец сказал, еле сдерживая гнев:
— Значит, не нужен тебе такой костюм?
— Нет, — ответил сын, не отводя взгляда.
Отец резко повесил костюм на место, повернулся и пошел к выходу, мать и сын последовали за ним. Говорить он не мог, злость охватила его, злость на неразумного юнца, так легко отвернувшегося от собственного счастья. Он шел быстро, крупными шагами — скорей, скорей уйти от места поражения, шел, пугая ожесточенным выражением лица движущихся навстречу покупателей. Уже выйдя из магазина, лишь тогда замедлил шаг, когда сообразил, что со стороны может казаться смешным. Усилием воли он умерил свой гнев. Не оборачиваясь, он догадался, что сын идет рядом, слева от него, но, даже чувствуя его присутствие, его тревогу и готовность к покаянию, все равно не глядел в его сторону.
Необычные, сложные чувства бушевали сейчас в его груди. Впервые сын не был с ним заодно, не согласился с ним, восстал против него. Ну да, всего-навсего какой-то костюм. Не велика проблема, скорее, дело вкуса. И все же досадно. К тому же жаль — такого костюма никогда больше не найти. До чего жалко!
Может быть, надо было пустить в ход отцовский авторитет, приказать — и все дело? Но нет, такое не в его натуре. Он ненавидит насильственные решения. Уважать в человеке личность — таков его жизненный принцип.
Ладно, ничего не изменить. Придется примириться с потерей. Почему, собственно, с потерей? Всего лишь упущенная возможность. Подумаешь, мировая катастрофа!..
Да, умом он понимает это, но буря в душе не утихает… Ах, какой костюм! Такого мы больше уж не сыщем…
Все проходит, время лечит и более глубокие раны, и мы со снисходительной улыбкой вспоминаем, как некогда болезненно сжималось сердце… Через несколько часов отец настолько свыкся с происшедшим, что мог уже спокойно все обсудить.
— Послушай, малыш, — начал он, когда семья собралась на кухне за ужином, — надо как-то разобраться в этом спорном вопросе. Не буду скрывать: я огорчен твоим упорством. Ты можешь возразить, мол, подумаешь, какой-то там костюм. Правильно, не мировая проблема. Но ты должен понять меня, вернее, нас с матерью. Слышал поговорку: по одежке встречают?.. Кто знает, будь я в молодости хорошо одет… Ладно, не об этом речь. Скажи на милость, чем тебе не понравился тот костюм?
Смущенно засопев, парень промолчал.
— Ну, так чем же? Цветом, может быть?
— Ах, брось ты его допрашивать, отец, — отозвалась жена. — Я знаю, в чем загвоздка.
— В чем?
— Потом тебе скажу.
— Говори сейчас.
— Сказать? — мать оглянулась на сына. Парень сидел, поникнув головой, словно на скамье подсудимых. — У брюк покрой не модный, вот и все дело.
Отец изумился:
— Покрой? У брюк? Что же в них не так?
— Ах, отец! — воскликнула жена. — Ты в каком веке живешь? Брюки должны быть вверху узкие, в обтяжку, а внизу широкие, заметно шире, чем у колена.
— Вот как? — Это было для него ново. Он даже не знал, что такие различия существуют и что на них обращают внимание. — Это правда? — спросил он у сына. — Или вы меня разыгрываете?
Парень не ответил, только ниже опустил голову.
«Странно, такие различия, — подумал отец. — Другие времена, другие нравы».
Он больше не сердился на него. Он его жалел.
Оказывается, его сын не свободен от таких вот представлений. Но не решается сказать об этом сам, стыдится. Надо ли еще добавлять ему переживаний?
Спи спокойно, светло-серый костюм! Жаль, что тридцать лет назад ты не возник предо мной уцененным товаром! Да что там, не обо мне речь. Сынок подрос. Я всегда думал о нем, как о себе самом. Но он и я — не одно и то же, он — другой. Не бывает простого продолжения одной человеческой жизни в другой.